— Какое счастье! — воскликнула мама. — По Божьей милости она уцелела. Здесь тебе не грозит никакая опасность.
Из сумки мама достает тетрадь и карандаш.
— Это твой дневник, да? — спрашиваю я.
— Да.
Она открывает чистую страницу и пишет несколько строк. Потом вырывает ее и складывает вчетверо.
— Сразу отдай это письмо священнику.
— А что там написано?
— Что завтра в течение дня я за тобой приду.
Мама снимает сумку с пояса и кладет дневник внутрь.
— Сумка будет храниться у священника, пока я не вернусь.
— И деньги тоже? — спрашиваю я.
— Да, и деньги тоже.
Мгновение она молчит, пристально глядя мне в глаза. Лицо у нее бледное.
— Йони, пока будешь здесь, делай вид, что ты японка. Лучше всего просто молчи. Понимаешь?
Я опускаю голову.
— В письме я написала, что тебя зовут Марико Канадзава, — прибавляет мама. — Настоящее имя, Йони Ким, не говори никому.
Я поднимаю на нее растерянный взгляд. «Марико Канадзава?» И тут же вспоминаю, что на вершине холма женщина с ребенком назвала маму госпожой Канадзава.
— Никогда не забывай о той женщине, которая нас спасла, — говорит мама.
— Не забуду. Но почему ты выбрала имя Марико?
Мама улыбается:
— Хочу, чтобы ты была под защитой Девы Марии.
— Мне страшно, мама.
— Наберись терпения. Я вернусь завтра.
— Обещаешь? Даже если не найдешь дядю?
— Обещаю. Будь мужественной!
Она крепко прижимает меня к себе, повторяя: «Дорогая моя…» Потом, не сводя с меня пристального взгляда, говорит:
— А теперь ступай.
И я иду к церкви. Стучусь в дверь. На пороге появляется человек с черной бородой. «Иностранец!» От неожиданности я начинаю пятиться обратно к забору. Но мамы там больше нет. Венчики космей слегка покачиваются в бледном свете луны.
* * *
— Дзишин! Дзишин!
Утром меня разбудил крик мальчика. Сначала мне показалось, что снова плачет ребенок на руках той женщины с холма. Но это был не он. «Где я?» Рядом спят дети, все младше меня. «Что это за дети?» Я насчитала их восемь. Потом вспоминаю, что накануне ела суп, который принес мне священник, и сразу же заснула. Но тогда я не поняла, что в комнате есть и другие дети. Теперь, сидя на футоне, я с недоумением их разглядываю.
Просыпается девочка, которая лежит рядом со мной. На вид ей девять или десять лет, и похоже, она здесь самая старшая.
— Ты кто? — спрашивает она меня, протирая глаза.
Я молчу. Девочка продолжает задавать вопросы:
— Как тебя зовут?
Я опять ничего не отвечаю. Она смотрит мне прямо в лицо:
— Ты, наверное, сирота, как и мы, да?
