Мама решительно качает головой:
— Нет, нет. Это политический расчет, брак был навязан Японией. В Корее императорская семья никогда бы не согласилась на брак с иностранкой. К тому же принц был последним наследником династии Чосон. Какой бесстыдный поступок! Это просто унижение! Видишь, что замышляет Япония.
«Политический расчет? Брак с иностранкой? Что это значит?» Я не понимаю маминых слов и только молчу. Мама не обращает на это внимания и продолжает:
— Еще до заключения этого брака принц был помолвлен, у него была невеста из знатной корейской семьи. Представь себе, что чувствовали двое суженых, которых разлучили таким унизительным образом, — особенно невеста, ожидавшая этой свадьбы больше десяти лет!
Мама глубоко вздыхает. Я долго смотрю на серое небо.
— О чем ты думаешь? — спрашивает мама.
Не отрывая взгляда от неба, я отвечаю:
— О том, что могла чувствовать японская принцесса.
Мама ничего не говорит и тоже поднимает глаза к небу. Мы долго молчим. Наконец мама говорит:
— Когда-нибудь мы вернемся на родину.
— На родину? — удивленно повторяю я.
— Да.
— И дядя тоже?
— Да, и он тоже.
Я обвожу взглядом нагайя, где живу с самого детства. Длинная крыша, соединяющая несколько домов, облупленные и потрескавшиеся стены, окна, которые открываются с большим трудом, узкая улочка, куда никогда не проникают солнечные лучи.
— Не могу даже представить, как мы будем жить в Корее. Я ведь там никогда не была.
Мама кивает:
— Это в порядке вещей. Просто мне не хочется, чтобы ты жила здесь так, как живу я.
И она опять принимается распарывать юбку. Я не отрываясь смотрю на ее руки и снова задаю себе вопрос, который не дает мне покоя и который я не решаюсь задать маме. «Каким был мой папа?» Ведь я никогда его не видела. Мама говорит, что он исчез еще до моего рождения. «Он был похож на дядю?»
Когда мне было три или четыре года, мама иногда оставляла меня со своим братом и просила его присмотреть за мной. Он тогда жил вместе с нами.
Он сидел за маленьким столиком, что-то писал и курил. Он хлопал себя по щеке, и изо рта у него выплывали колечки сигаретного дыма. Мне это очень нравилось, и я пыталась поймать колечки в ладони. Растянувшись на полу, он рассказывал мне истории, которые выдумывал сам. Когда стояла хорошая погода, мы поднимались на холм, расположенный неподалеку от дома. Дядя сажал меня к себе на плечи, и мы пели «Ариранг», песню нашей родины.
«Каким был мой папа?» — мысленно повторяю я без конца, не отрывая глаз от маминых рук.
