— Мама…
— Что? — откликается она, не поднимая головы.
Я молчу. Мама переводит взгляд на меня.
— Что случилось? — спрашивает она.
Я опускаю глаза.
— Я проголодалась!
Выражение маминого лица становится мягче. Она улыбается:
— Скоро будем есть. Ты ведь можешь вымыть и нарезать овощи, правда?
Она встряхивает ткань, смахивая на пол обрезки ниток. Я иду на кухню и слышу у себя за спиной мамин голос:
— Нет ничего ценнее свободы. Никогда не забывай об этом, Йони.
* * *
На следующее утро я просыпаюсь от шума ветра и дождя, который барабанит в амадо. Прислушиваюсь. Под напором ливня двери трясутся все сильнее. Свет проникает снаружи сквозь щели между досками. Смотрю на часы, которые висят на стене. Без десяти восемь. Мама уже что-то шьет при свете лампочки. Я встаю. На столе — плошки, палочки и полная тарелка кимчи.
— Ну и буря! — говорю я, протирая глаза. — Настоящий ураган.
Мама садится к столу, накладывает в плошки рис и разливает овощной суп.
— Хорошо, что мне не нужно идти работать в такую погоду, — говорит она.
— Почему они все вдруг уехали отдыхать? — спрашиваю я.
Мама улыбается:
— Я слышала, как хозяин незадолго до отъезда сказал своей жене: «Уму непостижимо! Здесь нет ни одной ласточки. Хотя еще не пришло время улетать на юг. Где же они все?» И жена ему ответила: «Говорят, этим летом их много за городом». Хозяин тут же приказал готовиться к отъезду.
На мгновенье мамино лицо помрачнело. Теперь я жалею, что задала этот вопрос. Невыносимая жара, цветет аир, пропали все крысы… Неужели скоро случится что-то ужасное? Нет, я же видела вчера утром двух ласточек. Мы едим молча.
Вымыв посуду, я усаживаюсь за стол и начинаю заниматься. Пишу сочинение на корейском языке и пытаюсь заучить новые иероглифы ханмун, которые мама показала мне в начале недели.
К десяти часам ветер стих и кончился дождь. Открываю амадо, влажный жаркий воздух сразу проникает в комнату.
— На небе ни облачка! — говорю я маме. — И куда только ушла гроза?
— Днем будет очень жарко, — говорит она. — Сегодня первое сентября. В этом году осень наступит позже, чем обычно.
С шитьем в руках она выходит на крыльцо и ставит в дверях бамбуковый стул.
— Иди сюда. Здесь не так душно, — зовет она меня.
— Нет, сначала закончу делать задание. А потом пойду на холм собирать колокольчики. Их там много.
Мама улыбается. Колокольчики ее любимые цветы.
Когда я возвращаюсь домой, уже почти полдень. Букет из колокольчиков ставлю в бутылку. Мама готовит на кухне, напевая вполголоса какую-то песенку. На столе бамбуковая корзина с оставшимися со вчерашнего дня початками кукурузы. Приношу с кухни плошки и палочки. В тот момент, когда я ставлю все это на стол, раздается зловещий гул. «Что это?» У меня кольнуло в сердце. Послышалось глухое рычание, и вдруг дом начал шататься. Я еле удержала равновесие. Бамбуковая корзина перевернулась, и кукуруза рассыпалась по полу. Лампочка без абажура, свисающая с потолка, раскачивается, точно маятник. Часы сорвались со стены. Хочу позвать маму, но сил хватает лишь на то, чтобы уцепиться за деревянную перегородку. Мама кричит с кухни:
