, отчего страдает и совхоз. Если не под свою диссертацию подверстает план посадки в совхозе, то пытается навязать такие сорта, которые здесь ни за что не будут расти, а то в последний момент и вообще совхоз всякого посадочного материала лишит. И пусть в министерстве рассудят их. Пусть решают, надо ли и дальше все деньги левому берегу отдавать, в то время как на правом без всяких затрат на полив обеспечены и урожай и ни с чем не сравнимый букет вин. А для этого придется с собой и все материалы взять. И о том, что при раскопках скифских курганов на правом берегу до сих пор находят амфоры с вином; и речи князя Голицына, который понимал, что такое правый берег, хоть он был и князь; и данные об урожайности донской чаши в старых казачьих садах; и анализы этих драгоценных глин.
А если и всего этого покажется недостаточно, пусть присылают на место ученую комиссию. Надо же развязать этот узел. Иначе и не видно будет конца этой войне правобережников с левобережниками. По-прежнему плакать будут государственные денежки, а склоны эти будут зиять наготой и наводить на людей уныние своей полынно-серебряной красотой.
Не ехать ему уже просто нельзя. Если разобраться, мысль об этой поездке мелькала у него давно, и Наташины письма лишь подстегнули ее.
Но если бы и только из-за нее, то почему же он должен стыдиться? Не в наказание ли за этот ложный стыд и расплачивается он теперь и этими бессонными ночами, и тревогой, которая из смутной и глухой становится невыносимо осязаемой, острой? Если бы ничто иное и не заставляло его теперь, он все равно бы поехал. Последнее ее письмо ему чем-то особенно не понравилось. И даже каким-то расплывчатым почерком. С самой первой строки. Еще никогда она не обращалась, к отцу и к матери так:
«Милые, несравненные! Как вы там живете? Наверно, совсем не так, как я. Я только что пришла. После института ходила по книжным магазинам. Завтра думаю отоспаться. Морозно было последнее время, а сейчас оттаяло.
Все как-то странно. Никогда еще не жила в таком состоянии. Нельзя сказать, чтобы я страдала. Некоторые дорогие чувства просто умерли, и я даже не знаю, воскреснут ли они вновь. Но это, пожалуй, не имеет значения.
Опять была в воскресенье в Клину. Так было легко, столько сил, желаний, дум. Вернулась — и все исчезло.
В институте в порядке: учусь и т. д. Концертами что-то не балуют. Рихтер будет играть десятого и двенадцатого. Надеюсь на ступеньки в Большом зале.
