-"Можешь звать меня Зелда" - глядя на Илью, прошептала Мадам Гинзбург и отвернувшись вытерла глаза грязным полотенцем. Так началась дружба между тридцатилетней Зелдой Гинзбург - женой известного рижского адвоката и десятилетним Ильёй.
Долгими зимними вечерами, когда при свете коптилки читать всё равно было нельзя, а за окном завивала позёмка и луна бросала свой мёртвый свет на погребённые в снегу тёмные избы - Илья накинув фуфайку и обув разношенные валенки (здесь их звали пимы) пробирался по узкой, протоптанной в снегу тропинке к дому мадам Гинзбург. (Он так и не научился называть её по имени ни в глаза ни за глаза). Там, сидя в темноте (берегли керосин) и прислушиваясь к завыванию ветра, они негромко беседовали. В углу под ворохом одежды, на своей чемоданной кровати, посапывала Стелла.
-"Знаешь, я сегодня вспоминала мой выпускной гимназический бал в 1930. Уже цвели каштаны, ночь была светла, с залива дул прохладный ветер, а мы бродили... бродили по Старому городу и не могли расстаться. Наденька Оселец, Саша Макс и я. Какие-то клятвы друг другу давали, плакали от радости...глупые были конечно. Саша с родителями в Палестину уехала, а Наденька вот в Риге осталась, что с ней сейчас? Не знаю. Беспокоюсь очень."
-"Эвакуировалась наверно" - осторожно отвечал Илья - "многие ведь эвакуировались, сейчас наверно где-нибудь в тёплых краях - во Фрунзе или в Ташкенте".
-"Дай-то Бог, дай-то Бог" - отзывалась неуверенно Зелда.
-"Вот у меня товарищ был в детстве: Дорик Гаузштейн, ну игрались вместе, то да сё" - небрежничал Илья - "Так он сейчас в Москве живёт, писал в письме, что был на Красной площади во время салюта в честь Сталинградской победы! Представляете?! В Москве! И подруга ваша спаслась и живёт где-нибудь и... и думает о вас, о Стелле".
-"Хороший ты мальчик, послушаешь тебя и легче становится"
-"Ну какой же я мальчик" - надувался Илья - "Я уж не мальчик, я уж... всё-таки..."
-"Конечно, конечно ты не мальчик. Это я так, по глупости сболтнула" улыбалась мадам Гинзбург. Так, силой мечты, морозный сибирский вечер наполнялся человеческим теплом и светом надежды.
Но не одни зимние вечера были в том краю, где жили тогда Илья и его мать. Их судьба переплелась на несколько лет с судьбами других изгнанников, оказавшихся в этой лесной деревушке. Среди них, Илья подружился с двумя мальчиками: Мусей Пинкензоном и Фимой Вайсманом.
Муся был смелый и весёлый. Он играл на скрипке, имел сестру Фриду, дедушку, бабушку и маму. Однажды зайдя к Мусе, Илья с изумлением увидел Мусиного дедушку облачённого в белую простынку с какими-то коробочками на голове и на обнажённой руке. Дедушка мерно покачиваясь что-то бормотал. В ответ на изумлённый взгляд Ильи, Муся смущённо проговорил:
