- Сейчас мы проведём социальный эксперимент на тему "Партия - наш рулевой" и внезапно, круто свернув с удобной прямой дороги, пошёл в обход, по целине через овраг. С изумлением мы увидели как идущие позади, неуверенно потоптавшись, потянулись за нами - в обход.
Советский человек нуждается, чтоб его вели - назидательно проговорил Борис.
Должен сказать, что в рассуждениях Бориса не было ни капли лжи. Мы понимали это, но от этого нам было не легче. Конечно мы завидовали Борису. Завидовали его спокойной уверенности, что дела пойдут именно так а не иначе. Завидовали его хозяйскому чувству. Чувству умного русского мужика, живущего на своей земле.
Мы были лишены такого чувства. Ни я, ни Наум не ощущали себя хозяевами жизни. Не трудно было определить причину. Она заключалась в принадлежности к гонимому еврейскому племени, которая была всосана с молоком матери в наше подсознание. И как бы мы ни стремились походить на окружающих, как бы успешно ни усваивали их манеру поведения, язык и женились на их женщинах мы никак не могли стать ими. Всегда оставались: они и мы. Там где были они была уверенность, самобытность и сила. Там где были мы - царила оглядка, подражательность и самокопание.
Я мечтал о научной карьере. В те годы это было модно. "За рядом ряд, за рядом ряд уходим в кандидаты...". Представлялось, что именно научная карьера - это убежище, которое даст возможность сравнять очки в неравном беге за удачей. Научная стезя сулила не только материальный достаток, но, что было гораздо важнее, относительную независимость и свободное расписание. Но до этого было ещё далеко. Сперва надо было попасть в какой-либо подходящий исследовательский институт, надо было сдать так называемый "кандидатский минимум", надо было найти возможного научного руководителя, надо было, наконец, определиться с темой диссертации. В общем дел было по горло. Все дела эти были интересными и захватывающими, требовали энергии и смекалки.
Я рассказывал своим друзьям о моих заветных планах и замечал как огоньки интереса мелькали в их глазах. Но реагировали они по разному. Если Борис относился доброжелательно спокойно к моим идеям, так как его дорога уже была намечена, Наум воспринимал их значительно более восторженно, примеряя возможную научную карьеру и к себе.
Вообще он был интересным парнем. Будучи по натуре сангвинником, говорил быстро и зажигательно, сам загораясь от собственных слов. Его высокий, ломкий голос звучал убедительно, глаза сверкали, руки энергично отбивали ритм. Если планы Бориса были реальны, потому что исходили из реальных предпосылок, если мои цели, хотя и были относительно расплывчатыми, тем не менее опирались на некую потенциально возможную схему, Наумовские картины будущего были совершенно фантастичными.
