7 проз | страница 50



______________

* Как сказал бы Гоголь, "девушка в осьмнадцать лет первый раз на ярмарке!" - но у нас-то речь идет о юноше.

** Явная цитата, но непонятно откуда. Один из авторов косит в сторону академика Обручева, другой смутно припоминает И. Д. Папанина. Но дело здесь не в точном источнике цитаты, дело в ее истинно богатырском смысле. Мы увидели всю сцену ярко до мелочей: как присутствующие с ожесточенной поспешностью кололи лед, как, попирая высокие интересы ихтиологии и отталкивая друг друга локтями, они отбивали куски тысячелетнего мяса, волокли его к костру, оттаивали и насыщались.

*** Замечания вполне досужие: пух этот летит буквально везде. Например, 24.XII.1993 он летал в 15-й серии "Твин Пикса".

И не застает дома.

Мы несколько виноваты, что до сих пор ничего не сказали об Архитекторе, человеке почтенном во многих отношениях, вдобавок - к чему таить? - нашем протагонисте. Архитектор - гордость Энска,знаменитость, уже довольно старый, отошедший от дел человек. По утрам он гуляет с собачкой, ведя с ней неторопливые беседы, обращаясь в ее лице, как это часто на Руси бывает, ко многим теням, заселившим сердце и скребущим на душе.

- Во грехах роди мы мати во утробе моей! - сообщает, в частности, Архитектор. - Ох, грехи, грехи! Теперь вот мы по улице идем и на фонарики глядим, а как помрем - в геенне огненной гореть будем, - бормоча, Архитектор смутно догадывается, что и здесь имеет место какое-то литературное заимствование.

Собачка - тоже не первой молодости - по привычке поднимает лапу у несуществующего отныне угла. Подслеповатый Архитектор не сразу, но понимает, что произошло. Собака, напротив, недоумевает, как ее угораздило пометить пустоту.

- Память жанра, - объясняет ей Архитектор. - Хотя, казалось бы, ты, Брынза, насекомое существо и ничего больше.

Скорбно покачав головой, он продолжает прогулку.

- И ты, Розенблюм, в миру Иванов! И ведь божился: претерплю, останусь. И ведь устроился в столице, станцию метро аж отбабахал - теперь зароют... Как сносить научились, однако. Гляди-ка, Брынза, голубка дряхлая моя, вместо дома совер шенно гладкое место, будто бы только что выпеченный блин. Исчез, как нос майора Ковалева!

На Архитектора натыкается мельтешащий Петя и не находит ничего лучшего, чем брякнуть первому встречному, что был вот дом, а теперь вот его, дома, нет... "А вы что же, молодой человек, дома не ночевали?" Петя краснеет: "Да... как-то... не совсем ночевал". Архитектор хлопает его по плечу: "Ну, ладно, ладно! Я тоже как-то раз не ночевал дома. Лет тому пятьдесят... Да... Понимаете, в чем дело..." Но трудно объяснить в двух словах незнакомому юноше то, что сам кое-как понял за полжизни. Архитектора к тому же сама эпоха научила говорить обиняками. Петя не понимает его путаных объяснений, Петя бежит обратно к Ане. И сталкивается там с двумя серьезными молодыми людьми, которых зовут Понедельник и Вторник и которые вместе с Анной (она же Среда) являют собой местную дессидентскую* группировку. Бородатые бунтари рады объяснить глупому юноше, куда пропадают дома, и даже показывают листовку, экземпляр которой съел накануне управдом. Понедельника - лидера ячейки - посещает приступ политинформации: "У нас, в России, никто ничего не делает... Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет, не работает ни хрена... Страну окутала паутина лжи и насилия... Рабочие едят отвратительно, спят без подушек... ("Это ты загнул", вставляет Вторник)... Неважно! Кругом грязь, пошлость, азиатчина..." Заговорщики открывают Пете глаза (метафора), предлагают ему хорошенько подумать и вступить в борьбу с подлым режимом. Петя обещает подумать и бормочет, что ему надо отдохнуть. "Не вздумай настучать, прибьют", - нежно щебечет Аня. Петя уходит. За окном грохот, Вторник выглядывает на улицу. Это Петя упал с лестницы. Очевидно, цитата.