· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·
На двадцати судах с едва прикрытым днищем —
Чтоб выбить посреди реки —
Тех пленников везли в цепях, в последнем сраме…
И всех Луара приняла:
Проконсулу Карье, под винными парами,
По нраву скорые дела.
Вот этих слизняков, приказчиков разбоя —
Фукье, Дюма, как на подбор, —
Где, что палач и вор, равны между собою
Судья, присяжный, прокурор, —
У, как я их хлестал, багровых от разгула,
Когда, вином воспалены
И похотью томясь, они сидят оснуло,
Лоснятся, хвастают, пьяны,
Сегодняшней резней и завтрашним разором,
Перечисленьем подлых дел,
И радуются им, и песни тянут хором!
А для утехи потных тел —
Лишь руку протянул, лишь губы захотели —
Красотки вмиг разгонят хмель:
Поверженных забыв, они из их постели
К убийцам прыгают в постель.
Продажный этот пол слепит приманка славы.
