как решают каждый час посылать двух комиссаров из членов Генерального совета во все секции для поддержания связи между ними и Коммуной – мера своевременная, потому что большинство секций все еще колебалось;
как обсуждают возможность приглашения в Ратушу «для совместного обсуждения опасного положения» всех оставшихся в живых членов Коммуны 10 августа (всех, кто еще не был казнен и кто, как Тальен или Колло д’Эрбуа, не находились в стане врагов);
как, наконец, принимают решение ввиду начавшегося из-за проливного дождя бегства с Гревской площади все еще остающихся верных Коммуне частей, послать туда очередную депутацию с призывом «от имени отечества» не покидать своего поста, а также осветить весь главный фасад Ратуши яркими огнями, чтобы было лучше наблюдать за происходящим на площади.
И вот тогда, чтобы не смущать Робеспьера, Сен-Жюст поднялся, встал у большого раскрытого окна второго этажа и, повернувшись лицом к дождю, постарался забыть о происходящем за его спиной.
Этот неожиданный ливень был последним утешением для измученного сознания: прохладный воздух свежил голову, временами попадающие на лицо брызги действовали успокаивающе, а монотонный грохот барабанящих по карнизу капель постепенно усыплял, погружая в какое-то неведомое ему сладостное оцепенение.
Он стоял и смотрел в дождь. Он не хотел уже ничего слышать и видеть, кроме вот этих вспышек изломанных молний, которые периодически полностью освещали всю площадь перед парижским муниципалитетом, а вслед за ними доносился и раскатистый треск грома, словно это где-то там, далеко за городом, гремела какая-то битва и непрерывно палили из пушек, – Сен-Жюст уже наблюдал нечто подобное на полях сражений, – а теперь в эту ночь, когда зарядил не на шутку дождь, гром тоже гремел почти беспрерывно. И это сражение стихий почти заглушило для него и неумолчный набат, все время стучавший в виски, и громкие крики гвардейцев снизу с площади, и надоедливую трескотню голосов членов Коммуны, доносившихся до него сзади из зала совещаний, и даже через распахнутую настежь дверь из зала Генерального совета.
О, если бы можно было бы совсем заглушить этот бессмысленный невыносимый говор людей, не понимающих, что уже ничего невозможно сделать, что нужно только спокойно умереть, а не суетиться и не кричать при этом какие-то бесполезные слова…
– Мы направили двух членов Совета на площадь, чтобы они призвали граждан присоединиться к Коммуне, а они уже разошлись. – Еще бы! Они ведь собирались у Ратуши вовсе не для того, чтобы защищать тех, кто так взвинтил максимум! – Да, это же какое-то предательство!…
