"Поторопились с житницей, кажись..." - невесело подумалось Дмитрию, да и что за веселье при виде пустых житниц в засушливый год?
Суд вершился посреди села.
Князь Владимир Серпуховской, владелец трети Москвы по духовной грамоте отца своего князя Андрея, восседал на высоком - в сажень - помосте со ступенями к дороге. Широк помост и прочен. Сидел князь на стольце, покрытом зеленым сукном. Тиун Вербов стоял на нижней ступени и по княжему слову пред его очами вершил суд, изредка покидывая головой назад. На люди он надел новую домотканую рубаху, широко вышитую на груди, и, когда выкатывал грудь, подымал голову, заламывая бороду вверх, все видели шитье.
По левую и правую руку от тиуна сидели на нижней ступени двое подвойских, а еще ниже, уже на земле, поджав ноги под себя, устроились два ябедника с чернилами, пачкой перьев, стопой дорогой бумаги, до коей прикасаться им было запрещено, писали же они на хартиях. Куски светлой кожи принимали на себя чернильные завитушки и навеки утверждали решения княжеского суда. Вместо столов ябедникам служили перевернутые лубяные лукошки.
"Давно правят", - еще издали прикинул Дмитрий, видя возбуждение толпы крестьян и работных податных людей. В стороне, чуть поодаль от толпы, в загоне о пяти жердях уже похаживали телки-нетели, молокопойные телята, коровы, кобылы с жеребятами, отобранные по суду, на телегах громоздились открытые навстречу жаркому небу лари и сундуки, куда ссыпалось зерно, когда мешки снимали с безмена. В иные лари ставились большие кувшины с конопляным и льняным маслом. По широким тесинам вкатывали бочонки с медом и воском. Шкуры сваливали сначала на рогожные подстилки, там их меньшие тиуны перебирали и уносили на телеги. Массивные круги толстой пеньки тяжелыми колесами стояли, прислоненные к княжескому настилу. Более тонкая веревка была сложена стопами, возвышаясь вровень с головами толпы. Вплотную к ноге князя стоял небольшой оковец для серебра. Тут же у помоста скучал без дела разрубный целовальник, опершись задом о широкий дубовый пень. Тут, на этом пне, острым каленым топором он рубил пластину-гривну серебра на целых десять частей. Ежели надобность есть у суда, разрубит надвое - будет полтина серебра. Для мелкой монеты есть у целовальника нож каленый, которым он каждую полтину разрежет на мелкие части, - будут, как встарь, резаны. Мельче тут, на суде, денег не ходит, а там, среди мезинных людей, режут резаны еще мельче...
