В полдень Дмитрий с воеводами купался в реке, далеко ушли по заросшему ивняком берегу, к дальним слободам. Проворней всех разделся Боброк - вот уж ст кого не ждали такой торопливости! За ним, не уступая в нетерпении никому, кинулся в воду Серпуховской, только меньшие бояре да кмети с гридниками не посмели опередить великого князя. Но вот и он бултыхнулся з чистую воду. Радовался Дмитрий, что все до единого умеют плавать, не то что татары: ежели на пути река - надувают кожаные мешки...
Обед правил покладник Поленин, измыслив его по-охотничьему. Привезены были котлы на берег, и мясо свежее в корзинах, и квас, и меды, и печиво, и сети были уставлены выше по течению, дабы рыбой свежей украсить трапезу, но и эту малую радость омрачило известие из полунощных краев: Михаил Тверской разорил еще Мологу, Углич, Бежецкий Верх и уже сидит во Твери, черными мыслями полон. А еще сообщил Бренок, высланный с малым отрядом в порубежные земли, что из Твери выехал сам Сарыхожа и правит путь на Москву.
Дерзкая грамота-ответ ханову послу не могла кануть бесследно, все это время гонцы татар скакали к Сараю Берке и обратно, и вот уже едет Сарыхожа в Москву. Неспроста едет. Неспроста и Михаил Тверской затих в ожидании после бесчинств своих, зная исстари, что судьба земли русской решаться будет не в Москве, а в Орде...
Дмитрий нарушил обед побережный и велел сбираться в путь.
Он решил в Москве дождать ханова посла.
5
В оконце еще сочился свет вечерней зари, и Лагуте хватало его, чтобы дочинить хомут: кузнец он отменный, бронник знатный, но и кузнецу в хозяйстве без лошади нельзя. Ребятишки крутились у избы - молока ждали: мать ушла корову доить. Даже меньшой пообмогся от плеточного удара, не лежится в закуте, тоже выполз.
Голова побаливает, ночью тронет рубец, заденет подгнившую корку - в слезы, а сейчас вместе со всеми весел. "Хорошо еще, не убил тысяцкой насмерть", - думалось Лагуте. Он высунулся в оконце, крикнул старшему:
- Акинька! Акиндин! Затвори кузницу! Жена пришла невесела.
- Что кручинна? - спросил строго.
Анна не ответила, выставила вместо трех лишь одну кринку - корова сбавила удой. Другая еще была в запуске, и семье не приходилось надеяться на молоко, а трава, не успев подняться, начала сохнуть на невиданной жаре. Если не будет дождя еще недели две, всходы яровых посохнут на корню.
Ребятня ввалилась в избу следом за матерью, за подойником - все пятеро, - едва кринку не опрокинули. Анна плеснула молока в кружку малому, во вторую - дочери Олисаве, а остатки пустила по рукам. Старший первый схватил кринку и, торопясь, качнул молоко на щеку. Потекло оно по шее и груди - светлая, видимая я в полумраке драгоценная струя.
