Минданаец, горько улыбаясь, проследил взглядом за полётом кассеты в иллюминатор.
Неужели вместе с нею вылетели из кармана и обещанные семьдесят долларов? Американец может не отдать. Работа, которую выбрасывают, — не работа. За неё денег не платят.
Но торговец напрасно огорчался. Швырнув киноплёнку за борт, мистер Берти сунул руку под подушку, достал бумажник, вынул пачку зелёненьких бумажек.
— Вот что, Чу, — сказал он, протягивая Чуонгу деньги. — Тут семьдесят долларов за съёмку и ещё пятьдесят за то, что съёмки не было. Понял?
— Н-не совсем, мистер Берти.
— Не было съёмки, не было черномазого, не было прилипалы… Ты ничего не снимал и ничего не видел. Я не хочу больше ни одного слова слышать об этом. Ясно?
Минданаец бережно взял доллары.
— Можете быть спокойны, мистер Берти. Мало ли что бывает… Они ужасно глупые, эти люди на островах…
— Довольно! — прервал мистер Берти. — Я ведь сказал — ни слова.
— Всё, мистер Берти, всё… — Минданаец засеменил к выходу. — У нас здесь больше дел нет. Я распоряжусь, чтобы подняли якорь.
Вскоре застучал мотор, шхуна развернулась и быстро, будто убегая, стала удаляться от Тааму-Тара.
Нкуэнг наблюдал с берега за шхуной, потом медленно побрёл домой.
Он шёл и думал о Большой Жемчужине. Жалко рыбу! Ох, как жалко! До того жалко, что сказать невозможно. Не скоро раздобудет он вторую такую, а ещё вернее — никогда. Большая Жемчужина была одна. Равную ей не найти.
Погружённый в свои мысли, охотник собрался свернуть на тропинку, ведущую к хижине, как вдруг услышал, будто за кустами, загораживающими берег, кто-то плачет.
Страх мурашками побежал по спине. Уж не душа ли это рыбы-добытчицы тоскует и рвётся в море?
Океанийца тянуло прибавить шаг, но он пересилил себя, остановился. Плач донёсся явственней. Было в нём нечто знакомое. Нкуэнг пошёл на звук. Обогнув кусты, он увидел маленькую тёмную фигурку, освещенную лучами солнца. Да ведь это Руайя!
— Руайя! — окликнул девочку отец.
Девочка не шевельнулась.
Охотник подошёл вплотную. Руайя сидела у песчаного холмика, насыпанного господином Деньги. Вершина его заканчивалась пирамидкой, сложенной из кораллов.
— Ты сложила? — спросил Нкуэнг.
Девочка подняла голову.
— Да. Так лучше. Я хочу знать это место.
— Хорошо сделала. Пойдём домой.
Руайя встала. У ног её что-то блеснуло. Нкуэнг пригляделся. Это было зеркальце — овальное, двойное, в пластмассовой окантовке.
— Смотри, потеряла. — Он показал пальцем на подарок белого.
