- Лоб перекрести! Когда только ты отстанешь от своих комсомольских привычек! - Обратилась к дочери: - Я бы с таким нехристем спать не легла.
Гриша усердно помолился.
И еще.
Короткой летней ночью Елизавета пришла вместе со старцем Федором. На осторожный стук в окно дверь открыл отец Марфиньки Яков. Старица ему шепнула:
- Подойди под благословение.
Уединились в чулане.
- О божественном я с тобой теперь не буду вести речь - времени мало. Бог простит, - начал старец. - Живем мы на грешной земле и должны помнить о земном. Слушай, запоминай, исполняй, ибо я говорю по наказу отцов истинно православных христиан, которые наделили меня правом указывать и приказывать. Настал час, и разразилась война против нечестивых коммунистов. Началось страшное кровопролитие. Весь христианский мир поднялся против антихристовой власти. Германское воинство идет с огнем и мечом. Долго мы ждали избавления нашего, и час этот близок. Все истинно православные обязаны оказывать всяческую помощь освободителям.
"Складно говорит", - думала Елизавета.
- А чем мы, немощные, пособить можем? Не только пулеметов, даже винтовок у нас нет.
- Ты, Яков, думаешь, как в гражданскую было.
У наших освободителей оружия хватает. А мы пособим и без винтовок. Ни один верующий не возьмет в руки советского оружия и не пойдет на войну, ни один не возьмет в руки пи серпа, ни молота, чтобы ни одно зерно, ни один гвоздь не попал безбожной рати. Все мужчины призывного возраста хоронятся и ночами, где только можно, растаскивают колхозный хлеб, огню предают все, что гореть может. Так и передай по всей общине.
- Ой,боязно-то как!
- Боязно? А ты мало натерпелся страху от коммунистов?
- Мне они ничего плохого не сделали...
- И чего ты можешь от них ждать? Разве угона в сибирские дебри? Все нам зачтется, когда коммунисты будут разбиты. Снова будешь хозяином, снова пуще прежнего тебя люди почитать будут. Активисты, кои в живых останутся, руки тебе целовать будут.
- Дай-то бог!
- Как твой зятек, не отшатнется?
- Гришка? Нет, он предан вере нашей. Тут мы со старухой поусердствовали, а пуще - Марфутка. Он у нее под пяткой. Да и мать Елизавета помогла.
Этого Григория и доставила Надежда Егоровна на втором году Великой Отечественной войны Ивану Петровичу. О нем-то и сокрушалась Марфинька.
Да еще о младенце Гришеньке, умершем на первом году своей жизни только потому, что было запрещено обращаться к советскому врачу за медицинской помощью.
