В гулкой тишине большого зала Дома культуры, где обычно проходили все районные совещания, партийные конференции и сессии райсовета, не пропадало ни одного слова из того, что говорил с дощатой трибунки своим не очень громким голосом Тарасов о тех особых условиях, в которых должны будут проходить в этом году хлебопоставки.
Давно остались позади те времена, когда с наступлением хлебозаготовок в колхозах и районах замирала всякая иная жизнь и начиналась полоса великих потрясений, всевозможных осложнений, бессонных ночей и штурмов. За ряд послевоенных лет в области и в районах уже успели привыкнуть к тому, что хлебопоставки проходили без излишнего напряжения, организованно и быстро. Не было нервозности и штурмовщины, излишним было прибегать и к настойчивым убеждениям, чтобы взять хлеб, необходимый для промышленных центров, для внешней торговли и для армии, бодрствующей на рубежах Родины. В плоть и в кровь вошло, что хлебопоставки проходят без шума и треска, без изматывания нравственных и физических сил людей, как важная и непременная, но все же повседневная в ряду очередных задача дня. Мера этой организованности равнялась мере дальнейшего роста и укрепления колхозов, возросшей сознательности людей. Они прошли новую закалку и выучку на войне и после войны немало уже сделали и еще тверже уверовали в свои силы. И на план хлебопоставок они теперь смотрели как на само собой разумеющийся, первостепенный долг. Их не нужно было уговаривать, что это первая заповедь, что государству нужен хлеб и для рабочих центров и для армии. Это понимали не только партийные работники, председатели колхозов, но и рядовые колхозники, весь народ.
Но год был особый и даже трудный. И хлебозаготовки в этом необычном году обещали сложиться тоже необычно. Страна большая, урожай вообще созревал на ее степных просторах неравномерно: в Сибири и на Алтае, например, почти на месяц позже, чем на Украине. И трудно было пока охватить всю картину урожая. Но там, где он созрел, — в ряде областей юго-запада и юго-востока — уже сейчас можно было предвидеть, что урожай будет пестрый и скорее невысокий, чем средний. И должен был сыграть свою роль такой рычаг, как новые, в несколько раз повышенные цены на хлеб, проданный колхозами государству сверх обязательных поставок.
— Острота и сложность хлебозаготовок в этом году заключается в том, чтобы убедить колхозников продать большую часть излишков хлеба сверх твердых поставок не на рынке, а государству, — говорил Тарасов с трибуны районного Дома культуры. — Убедите с цифрами в руках людей, что это выгодно не только государству. За каждый центнер этого хлеба государство уплачивает намного больше, чем обычно. Сосчитайте вместе с людьми, что это сотни тысяч рублей дополнительных доходов в кассу каждого колхоза. Вы меня хорошо поняли, товарищи? — он обвел присутствующих внимательным взглядом спокойных темных глаз. — …С цифрами в руках, чтобы колхозники продали хлеб добровольно. Пусть сами увидят, что новые закупочные цены не ниже нормальных, рыночных, в том случае, конечно, если спекулянты не взвинчивают их искусственно. Мы не случайно пригласили сюда и районных уполномоченных по заготовкам: ни одного центнера зерна без разрешения общих колхозных собраний на заготовительные пункты не принимать. Никакого администрирования, нажима, самоуправства. Скажите людям всю правду о недороде на юге Украины и в Поволжье, они поймут. Напомните им, что отвезти излишки хлеба на рынок — это обычная торговля, а продать государству для планового распределения по стране — это и социалистическая взаимопомощь. Не забывайте, что это те люди, с которыми мы построили колхозы, выиграли войну и сумели залечить раны. Партия верит в их сознательность. — Тарасов опять оглядел присутствующих спокойными темными глазами и как о чем-то само собой разумеющемся, что они и сами хорошо знали, напомнил: — Это, конечно, не означает отдаваться на самотек.
