— Оду-у-май-те-есь…
Но они уже вошли во вкус, каждым ударом, каждым пинком мстя за минувший позор…
Он перестал стонать и закрываться, и лишь ватно дергался от ударов. А вскоре и вовсе обмяк, не реагируя на окружающее.
Турбин стоял у бронемашины, не принимая участия в групповом избиении. Мордобой ему виделось не менее диким, лишенным смысла и человечности, сколь и предательский удар ножа в живот Спирина. Но он не вмешивался в избиение и не отводил взгляда от распластанного в луже тела. И ничего при этом не испытывал. Не было ни жалости, ни сострадания. Ничего…
Над ингушем нагнулся Максимов. Хищно дыша, наслаждаясь одержанной победой, перевалил его на спину.
— В отключке! — удовлетворенно сказал он и, обернувшись, позвал курившего Клыкова. — Валерка, берись за него. Пусть в канаве агитирует.
Нескладный Клыков ухватился за облепленную штаниной ногу, старшина взялся в левую и, волоча по грунту — пиджак мокрой тряпкой задрался, оголив белый живот и спину — перетащили на обочину.
— Туда ему и дорога! — пыхтел Клыков.
Перевалив бездвижного мужчину на бок, он примерился и с силой зарядил пинком в поясницу, отпечатав на коже ребристый след подошвы. Тело, разбрасывая руки, скатилось в поросшую жухлой травой придорожную канаву.
— И машину… туда же! — приказал комбат.
Отворив пассажирскую дверь, он уперся в стойку. С другой стороны на помощь подбежал Черемушкин. Они с трудом скатили ее на обочину.
— Ехать надо! — Черемушкин облизнул сухие губы. — Вдруг кто видел?
— Плевать! — прохрипел, туша окурок, майор. — По машинам!
Заговорчески подмигнув Черемушкину, прыжком заскочил на колесо бронетранспортера.
* * *
… Бронетранспортер затормозил, дернулся корпусом, прервав полусонные видения Турбина. Сорвавшись с сиденья, Кошкин прилип к триплексу, выглядывая наружу.
— Уже приехали?
— Похоже на то…
Цветов и духового оркестра при въезде в Петропавловскую комбат не ждал, как не ждал и толпы встречающих с румяным караваем и солонкой на вышитом рушнике…
Присматриваясь к десяткам светящихся в ночной темноте огней, непроизвольно вздрогнул, когда буквально в десяти шагах от бронемашины воздух вдруг прошили красные нити трассеров.
— Тормози! — воскликнул он: — Что за чертовщина?
Впереди, скрытый ночью, кто-то орал и дергал затвором:
— Пароль! Стрелять буду!.. Пароль!
«Свои, — успокоился комбат. — Чечены пароль бы не спрашивали…»
Приподнявшись, он откинул люк, но наверх, под пули перетрусившего часового, не полез, и, оставаясь под защитой брони, выкрикнул в отдушину:
