Я инстинктивно дернулся навстречу, на помощь, но мою попытку тут же пресекли Палачи.
Но успел, успел отдернуть ее скрученное тельце.
Кедровый кол запестрел у нее в груди, и тут же разрываясь в ужас… в моем сознании. Ужас, радость и дикую ярость.
Жива… но в оцепенении…
— Унесите в темницу, — гневно прорычал Аско и нехотя ткнул пальцем на девушку. — Есть еще кто… радикально настроенный? Есть еще кто… возомнивший из себя Божество?
Я едва сдерживался, чтобы не набросится на Асканио и не разорвать ему глотку.
— Ты за это заплатишь!
Насмешливо фыркнул.
— Ба, кто отозвался. Неужто щенок умеет еще и лаять?
— И КУСАТЬСЯ.
— Рассмешил, право, рассмешил ты меня, Матуа. Правда, всё равно это тебя не спасет. Прости… ЧЕТВЕРТОВАТЬ и спалить к чертовой матери!
— Только троньте его, и тут же все рассыплетесь в прах! — гневно зазвенел, подобно упавшему на каменный пол колоколу, голос Виттории.
Я невольно обернулся.
Как живая… стояла в шаге от меня.
(душа, ее душа отделилась от тела)
— Братец, за то столетие, подаренное тобой, под землей, я не только обрела Искью, но и обуздала свои способности. Лишив меня тела — не лишил сил. Мой ДУХ силен! Глупец!
Ликующая, едкая улыбка.
— Неужто? — рассмеялся Асканио.
Вдруг… из тела (видимой, призрачной дымки духа) огромными, багровыми реками стала сочиться… из десятка страшных, рваных ран кровь.
— Продолжим, милая, или все же пожалеем тельце?
— Рви, кусай, грызи мое тело. Хоть ПОДАВИСЬ! — и вдруг на последнем слове в долю секунды взорвались стекла. Разлетелись окна. Стеклянный купол, что был над нами, рассыпался в дребезг. Сотней, тысячей мелких осколков, хрустальными слезинками посыпался вниз.
В миг погасли свечи.
— Я разорву тебя на куски. И в душе ничего не дрогнет, — прорычала Виттория. — Я! Я — ИСКЬЯ! Я — ТВОЕ БОЖЕСТВО! МОЛИСЬ, НА МЕНЯ, КУТЕНОК! МОЛИСЬ! — в миг подлетела к Асканио и жадно вцепилась руками за горло
(остальные же братья смиренно замерли).
— Я ЗАБЕРУ ТВОЮ ЖИЗНЬ, ЗАБЕРУ ТВОЮ ДУШУ…. ЕСЛИ НЕ БУДЕТ ПО-МОЕМУ!
* * *
(Мария)
Короткие, быстрые шаги по ступенькам вверх — попытка не отставать от Амели.
Еще немного, еще чуть-чуть…
и я наконец-то встречусь с Клариссой Марией Брадау Висконсе.
* * *
Небольшая, скромно убранная комната с невысокими потолками. В центре — большой письменный стол, усланный бархатной зеленой скатертью; большие, мягкие кресла. Вдоль стен — стеллажи с книгами. Обитель смиренного, хотя и убрано небедно.
— Что же, слушаю Вас, Мария. С чем пожаловали? — отозвалась женщина (преклонного возраста, так же убрана в серое одеяние, как и все здешние монахини), едва Амели закрыла за собой дверь… с другой стороны.
