— Это надо отметить. Или ты до сих пор не потребляешь?
Я что-то промычала в ответ.
На столе появилась бутылка водки и два граненых стаканчика. Посмотрев на мое вытянутое лицо, Зилов сказал:
— Да не пью я. Для Галочкина держу.
— Ты знаешь Галочкина? — почему-то обрадовалась я.
— Кто его здесь не знает? И ты, я вижу, тоже.
Бьюсь об заклад, в его голосе проскользнули ревнивые нотки. Мы выпили за встречу. Я морщилась и недоверчиво разглядывала бутылку, на что Зилов заметил:
— Не бойся, не отравишься. Это не самопал, в Чите куплена.
У меня было такое ощущение, что мы только вчера расстались. Он был родной, теплый, узнаваемый и в то же время волнующе незнакомый. Я следила за его четкими движениями, какими он выкладывал дымящуюся картошку, поливал ее маслом, потом вкусно ел, вытирал руки о чистое полотенце, и мне казалось, что так было всегда.
— Про Марата знаешь? — коротко спросил Борис.
— Да, — грустно кивнула я.
— Помянем, — и он наполнил стаканчики.
Я почти не ела с утра, и водка очень быстро подействовала на мой организм. Теперь я могла сказать, что угодно.
— Мы вчера собирались с ребятами. Почему ты не пришел? — не без кокетства спросила я.
— Не звали.
— Мне сказали, что тебя нет в поселке, что ты уехал домой.
— Да я уже полгода живу здесь.
— Где здесь? В вагончике? — удивилась я.
— В вагончике. Тебе не нравится?
— Ой, так нравится, — пьяно протянула я.
Определенно, с пьянством пора завязывать. Борис смотрит, а глаза его лукаво смеются. Я встряхиваюсь и стараюсь протрезветь.
— Так, — встаю и старательно держу равновесие, — мне пора. Не представляю, как тащиться по этой темноте!
— Не спеши. Я отвезу тебя.
Он тоже поднимается и оказывается очень близко. Я слегка даже отстраняюсь из-за дальнозоркости-близорукости. Теперь совсем не страшно смотреть в его лицо, и он не отводит глаз. Я ворчу:
— Вы все тут водители-самоубийцы. Разве можно после такого количества водки садиться за руль?
— Это разве количество? — усмехается Борис.
Неожиданно для себя я протягиваю руку и глажу его по волосам, запрокинув голову вверх.
— Какой ты стал красивый, — шепчу я удивленно.
Не помню, не понимаю, как это произошло, но мы вдруг поцеловались, так легко, осторожно. Потом удивленно отстранились друг от друга. Борис, лаская, нежно провел ладонью по моей щеке:
— А ты совсем не изменилась. Даже коса та же.
Я смущаюсь и краснею, как шестнадцатилетняя девочка. Сейчас все испорчу, я себя знаю.
— Мне пора. Спасибо тебе за чай… Прости… я… У меня так давно никого не было.
