Федор Мятелев мало понимал в том, что волновало Василия Ржева. Эти политические хитрости и потребности Приказа тайных дел были ему не совсем понятны. Но в страшное подземелье ему больше не хотелось.
— Если ты не согласишься, Вася, то давай сразу найдем себе быструю смерть.
— Смерть? — не понял приятеля Ржев.
— Именно смерть. Ведь можно броситься на стражу и погибнуть в бою.
— И что это даст? Нужно не просто погибнуть. Нужно принести пользу. Понимаешь, про что я говорю, Федор?
— Обратно в сырой каземат к истлевшим останкам на полу я не хочу. Ты там не был и тебе этого не понять. Когда турок-охранник запирал двери на меня вместе с темнотой нападала такая тоска, что хоть волком вой.
— А я не хочу становиться евнухом. Ты знаешь, что Дауд обещал мне это?
— Чего? — не совсем понял Федор. — Это что-то вроде мерина?
— Да.
— Ну, это совсем не смерть в каземате и не смерть от пытки. На колу умирать страшно, а это…
— Федор! — Ржев грозно посмотрел на друга. — Прекрати насмешки свои. Привык скалить зубы. Я не желаю евнухом быть. Тем более что Адике мне нравиться. А на кой я ей в качестве евнуха?
— Снова ты заладил про свою Адике. Чем она так тебя зацепила? Ведь и смотреть то не на что.
— А как Марта Лисовская? — парировал его выпад Ржев. — Там есть на что посмотреть?
— Сравнил тоже. Да Марта красавица. Лакомый кусок для самого султана.
— Адике еще молода, но поверь мне, через год-два, она затмит не только твою Марту, но кого угодно.
Федор покачал головой. Он, конечно, не хотел сказать, что Адике уродина. Но, по его мнению, девица была слишком худосочна…
В соседней камере в этот же время Дауд-бей допрашивал еще одного раба. Это был ни кто иной, как Минка Иванов. Его взяли люди Дауда в порту Трапезунда, когда он пытался проникнуть на генуэзскую галеру.
Палачи развели огонь и готовили инструменты для пытки.
— Так ты, по-прежнему, думаешь молчать, гяур?
— А чего я могу тебе сказать, эфенди? — по-турецки ответил Минка. За годы рабства он выучил язык врагов, хотя на галере и старался это скрыть. — Про то, как сбежал? Так многие сбежали тога из твоего замка. Чего меня то про это пытать?
— Я все знаю о побеге, гяур. И не это меня интересует.
— А что же тогда?
— Те самые люди, что сидели с тобой рядом на скамье у весла. Они интересуют меня.
— Это на галере "Меч падишаха"?
— Там. Они сидели рядом с тобой долго. И ты не можешь не знать о них ничего. Они ведь разговаривали? И ты слышал про что.
— И это все про что тебе знать надобно? Дак чего же ты, эфенди, пытку для меня готовишь? Такое я могу тебе и без неё рассказать.
