– Значит, в плен больше не хочешь? – усмехнулся Мурзин.
– Зачем шутите так? Теперь живым они меня не возьмут.
– А как же там, под Вязьмой, взяли?
– Деваться некуда было. Я же вам уже рассказывал, когда в отряд принимали. Командовал я «катюшами». Две реактивные установки у нас оставались. Немцы на танках прут, а у нас все снаряды вышли. И деться некуда. В полном окружении дрались. Оружие у нас секретное. Помню приказ: «Врагу не отдавать. В случае чего – уничтожить». Хорошо хоть успели взорвать установки. А танки немецкие – вот они, со всех сторон ползут. И бить-то их нечем. Вынул я пистолет. Да что с ним против танка делать. Мог, конечно, к виску приставить, но… виноват, смалодушничал. Дочку вспомнил…
Грековский умолк, сорвал травинку и стиснул ее в зубах.
«Может, и лучше, что не застрелился. Уцелел. Фашистов узнал. Теперь смелей драться будет, – раздумывал Мурзин. Но вместе с тем в нем закипала злоба. – А если б не выстояли под Москвой, если бы пустили немца за Волгу? Что сталось бы с Родиной, если бы и в Сталинграде подняли руки?»
Видно, и Грековский думал о том же, потому что добавил с грустью:
– Пустить пулю в лоб нехитрое дело. Только танки этим не остановишь… Хотите верьте, хотите нет, а была бы в руках граната, ей-богу, кинулся бы с ней под гусеницу. Поймите, мы же с голыми руками остались…
– Зато сейчас у тебя автомат, людей тебе доверили. Кровью смоешь позор – Родина-мать простит,
– А я теперь о себе и не думаю. В Мартине первым в атаку шел…
– Это мы знаем. Потому и командиром роты тебя назначили. А вот о себе думать все-таки надо. И дочку не забывай, за ее счастье воюешь.
Долго еще беседовали Мурзин и Грековский, пока не увидели, как из сыроварни вышла группа людей…
Ушияк вернулся в приподнятом настроении.
– На, Юрий-братор, попробуй! – он протянул Мурзину бутылку, наполненную мутной зеленоватой жидкостью.
– Что это?
– Очень вкусно. Для тебя принес.
Мурзин вопросительно смотрел на Ушияка.
– Овечье молоко знаешь? Из него сыр делают. А это – жинчица по-нашему называется. От молока остается. Пастухи угостили.
– Ты лучше расскажи, что узнал? Где на границу Моравии выходить будем?
– Нет, сначала выпей, потом поговорим, – не унимался Ушияк.
Мурзин вынул бумажную пробку, отпил из бутылки несколько глотков кисловатой влаги.
– Та-ак! Хорошая штука. На огуречный рассол смахивает. На, попробуй, – подал он бутылку Грековскому.
Опустившись рядом, Ушияк поудобней уселся на пне, спросил:
