— Из училища мы, большинство, поэтому и допытываемся. Акиншин моя фамилия, командир танка.
О себе говорить не так-то легко. Десятки глаз смотрят на тебя. В памяти всплыли первые дни войны. 85-й танковый полк, в котором я служил помощником начальника штаба, боевое крещение принял в районе города Дубно Ровенской области. Противник имел численное превосходство в силах. Нас непрерывно бомбила его авиация, атаковали танки. Командир 43-й танковой дивизии приказал нашему полку во что бы то ни стало сдержать фашистов хотя бы на два-три часа. И мы двинулись вперед, навстречу врагу.
А по пыльной дороге бесконечной лентой тянулись на восток груженые обозы, беженцы. Ходуном ходила земля: с малых высот гитлеровские летчики сбрасывали одну за другой бомбы.
— Ридни мои, сынки, спасите! — умоляла старушка, прижимавшая к груди ребенка. — Внучек мой…
Танки одного из батальонов рассредоточились на опушке леса. Подхожу к экипажу старшины Григория Можейко. Красноармейцы роют окопы. На вылинявших гимнастерках выступил пот. Люди трудятся молча.
— Видели, товарищи, что творится на шоссе? Так знайте: они на нас надеются.
После бомбежки медленно оседает пыль. Я иду по опушке рощи, подбадриваю людей.
— Товарищ старший лейтенант, танки!
Танки противника двигались в колонне. У перекидного моста через небольшую речушку остановились. Насчитываю пока восемь танков. Из люка головной машины вылез офицер, небрежно вскинул бинокль. Взмахнул рукой: впереди, мол, путь свободен.
Лязгая гусеницами, фашистские танки медленно вползали на мост. Комбат Г. М. Перовский меня торопит:
— Начнем!
— Минуточку, пусть продвинутся еще. Бить будем но первому и последнему. Создадим пробку, а потом…
Спустя минуту-другую резко ударили наши орудия. Побольше бы огонька, помощней бы пушки. Но вот запылал головной танк, за ним — замыкающий… Гитлеровцы всполошились, открыли по нас огонь. У моста запылало четыре немецких танка, но фашисты продолжали наседать. В том бою погиб командир танкового батальона Глеб Михайлович Перовский, а мы продолжали удерживать рубеж.
Обо всем этом я и рассказал танкистам-добровольцам.
Офицеры корпуса оживились:
— Так то было в начале войны. А теперь у нас тридцатьчетверки. Не чета Т-26…
Ужинали в солдатской столовой. В алюминиевой миске подали гречневую кашу. Но есть не хотелось. Думал о людях, с которыми только что беседовал. Сумел ли хоть немного передать то, что хотел? Поняли ли добровольцы, что впереди очень тяжелые бои, дальние солдатские пути-дороги?
