Запомнившейся дорогой он прошёл по окраинным полуразрушенным и отстраивающимся улицам и вышел в загородную боярышниковую рощу с кистями крупных оранжевых и багровых ягод на неподвижных пыльных ветвях. Пройдя по еле видимой заросшей лесной дороге до старой берёзы, обезображенной приметным тёмно-коричневым наростом, он присел там, вслушиваясь и вглядываясь, опасаясь подсматривающих случайных глаз. Но вокруг никого не было ни видно, ни слышно.
Однако за ним всё же наблюдали. Когда он достал финский нож, срезал толстую палку, затесал её лопаткой и принялся раскапывать то место под берёзой, где спрятал мотоциклетную камеру с драгоценностями, помогая ножом и стараясь не шуметь, над головой шумно уселась и так громко застрекотала сорока, что Владимир в испуге чуть не начал всё снова закапывать. Опомнившись, улыбнулся лесной сторожихе, оправдываясь вполголоса: «Не беспокойся – беру своё», и, больше не обращая внимания на разоблачающие сердитые крики, быстро, не таясь, выкопал свой скрадок, удивившись, как неглубоко он был зарыт. Его можно было вскрыть несколькими хорошими ударами сапога, он мог быть вымыт сильным дождём или выкопан любопытным зверем. Тогда у Владимира не было времени задуматься о надёжности схоронки. Вовремя он всё же решил ликвидировать её.
Чтобы сорока не разболтала о секрете, не привлекла ненароком кого-нибудь и не мешала, пришлось её хорошенько пугнуть. Она отлетела, не выпуская Владимира из виду, и продолжала с ещё большим неудовольствием выговаривать за разбой в лесу. Смирившись с шумным свидетелем, он вытащил спрятанные сокровища, отряхнул землю с повлажневшей камеры и вытряхнул из неё свёрток. Нательная рубашка, в которой лежали ценности, тоже была слегка влажной, но сами они не пострадали. Наконец-то, он разобрался, что ему досталось в наследство от рухнувшего в завагонную тьму неосторожного капитана. Аккуратной стопкой Владимир сложил на развёрнутой рубахе 20 пачек сторублёвок по 50 штук в каждой, судя по надписям на стягивающих перекрещивающихся бумажных полосках. Рядом положил 12 золотых часов с такими же браслетами разного размера и фасона швейцарских и бельгийских фирм, 25 массивных мужских колец и перстней, 8 фигурных золотых браслетов с вделанными драгоценными камнями и два десятка огранённых разноцветных камушков, вероятно, выцарапанных из каких-то крупных ценных вещей. Сорока совсем ошалела от вида сверкающих дорогих предметов, присвоенных в её владениях ненавистным человеком, стала кружить между деревьями, подлетать и верещать так, что, казалось, скоро сюда сбежится весь город. Надо было, не мешкая, уходить.
