- Более, чем достаточно, - поблагодарила Любовь Александровна, запоминая приметы. – Вы дали очень яркий портрет: ни с кем не спутаешь.
«Ну, теперь-то давай рассказывай», - мысленно поторопил её Владимир, – «хватит тянуть». И она послушалась.
- Шатровы арестованы.
Он не сразу и понял, что она сказала. Да и как представить себе, чтобы генерала, боевого генерала, одного из командиров военного округа, вдруг арестовали. Правда, Шатрова говорила о назойливых гонениях на мужа со стороны политотдела по настойчивым жалобам, как он понял, официальной жены, но этого мало для ареста. И об увеличивающемся интересе к деятельности генерала со стороны НКВД, но это же обычный контроль за состоянием умов людей, которым доверена власть. О спешном вызове в Минск, но мало ли зачем она ему понадобилась, не для ареста же. Владимир тогда, ослеплённый и убаюканный её обаянием, не придал словам серьёзного значения и напрасно. Всё равно, арест генерала не укладывался ни в какие рамки. Он твёрдо знал, что генералов не сажают как обычных граждан в кутузку. За любые прегрешения, как бы велики они ни были, их отправляют в отставку. Если, конечно, как было с группой Штауфенберга, генералы не посягают на жизнь вождя. Неужели Шатров оказался в заговоре против Сталина? Но причём здесь Ольга Сергеевна? И дети? Где они? Где Витя? Вот тебе и надёжная генеральская семья! Вот и пристроил сына на время! Кто теперь скажет, на какое время? На одну ночь он отпустил Виктора от себя, а насколько потерял? Что делать?
- Если не секрет, то кто он вам, генерал Шатров? – неназойливо поинтересовалась Горбова. – Не хотите – не отвечайте.
Невидящими глазами он посмотрел на неё, вспомнил, сколько горя выпало на её долю, и, немного равняясь судьбою, не договаривая всего, рассказал о том, как взял Витю, пожалев, и как оставил у Шатровых на одну злосчастную ночь. Владимир не мог даже представить, что Шатровы арестованы, он был убеждён, что срочно уехали на восток – там, ведь, война.
- Война уже закончилась, сегодня объявили по радио: Япония капитулировала, - сообщила хозяйка дома абсолютно неинтересную новость.
Горбова, выслушав его неполную правду, как-то вся съёжилась, вспомнив, видимо, об ужасной гибели своих детей, и растянуто произнесла вслух:
- Значит, немчонок жив, - покоробив Владимира грубой кличкой и нескрываемой неприязнью даже к сыну Вари. В нём мгновенно ожила антипатия к этой пусть и очень пострадавшей, но всё равно несправедливой женщине.
