Шум затих. Это ты, типа, обиделся? Барок немного пошатал серую стенку в голове.
– Э-эй, давай вылезай оттуда. Рассказывай, что у тебя наверху, на втором этаже.
Общий фон, донесшийся из-за пелены примерно переводился как: «тебе надо, ты и разбирайся». Барок внимательно присмотрелся к серому пологу, но настроение было настолько хорошим, что он все же решил не обижаться. И правда. Отчего бы не пойти и не посмотреть?
Узкая лестница приветствовала Барока отчаянным скрипом. Старые рассохшиеся ступени доверия не вызывали, но память Рудольфа паниковать не спешила. Ну, раз так, то пойдем. Барок начал медленно подниматься по крутой лестнице, осторожно вглядываясь в полумрак впереди: ни света, ни окон наверху не просматривалось. А если они и были, то Рудольф предпочел их не открывать. Ну-ка, ну-ка.
Первым впечатлением Барока, когда он поднялся на этаж, была брезгливость. Он столько времени и сил потратил на приведение жилых комнат в приличный вид, и так к этому виду уже привык, что возвращение в фирменный рудольфовский бардак заставляло морщиться и стараться избегать особо загаженных мест.
– Что значит «творческий»? – не понял Барок, разобрав в недовольном гуле в голове хоть что-то определенное. – Раз творишь, давай, предъявляй, что сделал. А раз не сделал, то сиди и молчи в тряпочку.
Барок помнил, как сорвало «соседушку» там, возле магазина, когда тот старец (кстати, кстати; надо еще разобраться, что там они с Рудольфом этому ископаемому наобещали) выразил недоверие творческому таланту Рудольфа. Ну, раз ты у нас такой уязвимый, то будьте любезны….
– Развел дома грязищу, – Барок скорчил недовольную мину. – Бардак на бардаке. Бабы толком нет: тискаешь себя над картинками….
Серая пелена в голове пошла волнами, задышала. Рудольф начал переполняться оскорбленными чувствами. Барок хихикнул, стараясь максимально спрятать свои эмоции, и продолжил накачку на «слабо».
– Как мужик ничего из себя не представляешь: двух шагов без кислородной подушки не сделаешь. Пить не умеешь. Ты хоть что-нибудь в жизни можешь?
Пелена Рудольфа вздулась пузырем. Из-за нее просто струилась ярость. Самым сильным желанием Рудольфа было…. «Чего-о-о?», даже немного удивился Барок. «Ты это про кого так сказал? Что вообще происходит? Бунт хомячков?». И подавил ехидную усмешку. Ну-ну, давай, посмотрим, что получится. А, может, тебя по нужному руслу направить?
– И нечего тут грудь выпячивать, – пренебрежительно сообщил Барок серому пузырю. – Настоящий мужчина может делать что угодно, и выглядеть как угодно. Но только в одном случае: если ему есть, что показать. Что-то, что он по-настоящему умеет делать. И что, есть у тебя на что посмотреть, кроме грязи по углам? Нет? Ну, так я и говорил про хомячков….
