Кареты алой с розовым крестом,
А изо рта сочился красный пар
И отлетал малиновым клестом…
И понял я, что всё! Что не резон
Пытаться выжить в эдакой пурге!
И, молча глядя на грядущий сон,
Ненужный проездной сжимал в руке.
Но бычилась досада через грусть:
Никто ж не видел, как прошла беда!
И я подумал: если не вернусь,
Пороша не оставит и следа.
И я твердил себе: не околей!
Ты эту явь видением пронзай!
И было мне той крови — до колен,
Я возвышался в ней, как сказочный Мазай.
И видел вновь, как северный олень
Несёт к развязке с криками «Банзай!»
И я шепчу, теряя сладкий плен:
«Счастливо, Герда. И — не замерзай.»
2.
То белые халаты облаков,
То синие бушлаты медсестёр…
Кто жаждет от святых и простаков,
Тот получает хворостом в костёр,
Тот получает клеветой в висок,
Изменой — в пах, обманом — под ребро
От выждавших предельно точный срок,
Чтоб приравнять к штыку свое перо.
Синело небо стертым потолком.
Часы остановились возле двух.
И непочатой жажды жирный ком
Захватывал в заложники мой дух.
И ртутный столбик превращался в нить,
Зашкаливая кашлем в кровосток.
Хотелось пить, хотелось просто пить —
Хоть каплю, хоть напёрсток, хоть глоток!
Желанье это, будто камертон,
Настраивало страх… А между тем,
Три феи, положив меня на стол,
Пахнули красотой нездешних тел.
И я, не дожидаясь той поры,
Когда посмертный список огласят,
Вдруг принял жизнь за правила игры:
Вдох-выдох — пятьдесят на пятьдесят.
И связь времен как будто порвалась,
И заплясало острое сверло,
И из-за плеч невидимый балласт
Мне вместо головы оторвало,
И, очертя в предельно краткий срок
Всех главных дат стальное острие,
Оторванный от материнских строп
Мой купол унесло в небытие…
И вот тогда знакомая мне тень,
Махнув рукой, сказала: «Ну, пошли.»
Я возразил: «Сейчас ночь, но будет день,
Еще не все истлели корабли!
Еще остались шансы у людей —
Пусть смогут то, что боги не смогли!
А если все труды их — дребедень,
Я сам свой пуп очищу от земли!»
* * *
Смешав в коктейль изнанку с пустотой,
Преодолев исподы и посты,
Тоннелем с ультраправою резьбой
Я мчался в инфралевые пласты.
И контур мой, лишённый фаз и поз,
Лёг на прилавок страшного суда,
Но я-то знал, что это лишь наркоз,
К тому же — местный, местечковый, ерунда…
Но, видно, Рай уже недалеко…
Бес-дромадер с отмычкой от табу
Мне предложил в игольное ушко
Проникнуть на его чужом горбу.
И ангелы роились, как мошка,
Торгуя кодом адовых прикрас.
Наркоз крепчал. Сон лился с молотка,
На суть присяжных выливая сглаз.
Пока они шептались о цене,
Смакуя быль в кулисах-небесах,
