— Ладно, Козюля. Слушай сюда. Когда получишь эту самую двадцатку, принесёшь её мне к Фидеру. Попробуешь меня наебать, сдам тебя сержанту Торрингтону!
Лицо Козюли излучает радость. Просто сияет. Легко отделался. Двадцать фунтов — невеликая цена за свободу. Не то чтобы он боялся «Дрочилу» Торрингтона. Этот полицейский часто приглашал его и просил бить себя по спине палкой. За три фунта чего только не сделаешь. За десятку он делал и другие вещи, но о них он никому не расскажет. Даже своим лучшим друзьям Засранцу Ширну и Патеру. В рейтинге номера 47 и 51.
— Хорошо, сэр. Договорились. Всё будет.
Калеб смотрит, как тот увозит коляску. На тощих ручонках выступают узлы мышц от усилия, с каким приходится катить её. Напрягается, чтобы придать ей импульс. Острожопый бродяга, если она у него вообще есть.
Калеб отправляется к Фидер Каналу. Идёт по району, окружающему его тюрьму. Гордая земля породила героев. Теперь побеждённых и согнутых абсолютной покорностью. Кишки, выдранные политическим бездушием. Тэтчер хорошо владеет ножом.
Этой женщине надо объявить импичмент за преступления против страны! Она сделала то, чего не смогли ни Гитлер, ни Наполеон. Разрушила дух нации. Поставила страну на колени!
Мимо заброшенных домов, ныне заселённых сквоттерами и наркоманами-психопатами. Бродягами и отморозками. Проходит через гигантские тени многоэтажек, построенных полоумными шестидесятниками, когда Соцреализм был на коне. Заселённые восточноевропейцами блочные дома. Облупленные стены некогда чистых и опрятных домов ленточной застройки, чьи жители суть хребет Британской Империи. Законченные семейные ячейки. Уютные и безопасные. Двери оставляют открытыми, чтобы соседи могли докричаться. Латунные пороги отполированы до блеска. Всё исчезло. Всё испарилось. Только воспоминания Старших о давно прошедших днях заботы, когда в церкви был туалет.
Калеб стоит на вершине высокой зелёной набережной, которая стала естественной границей зоны охвата. Он смотрит вниз на Фидер Канал. Дети выстроились вдоль берега. Смотрят на воду. Калеб сразу чувствует, что-то не так. Убеждается, когда к нему бежит Мария, хохоча до смерти. Ей так безумно весело, что она едва может говорить.
— Сэр. Засранец Ширн съехал на велике в воду. Он на дне канала!
— Мария, пиздец, ты ведь шутишь!
Она истерически ржёт, глядя на выражение его лица.
— Никак нет, сэр. Спросите Эррола.
Калеб несётся к краю берега. В голове паровой котёл.
Никто на него не смотрит. Все взгляды прикипели к грязной воде, длинной верёвке, которую держит Эррол, и тому, что на ней болтается.
