Обуздать ветер | страница 130
— Ну и зачем? — уставился снизу вверх на поднявшуюся на ноги девушку. — Все удовольствие испортила. Давай и похмелье снимай, благодетельница.
— Еще чего! — фыркнула сестренка. — Сам справишься. Люди же справляются.
— Так у меня еще сколько радостных минут впереди было, а ты все поломала! — Корень, позеленев лицом, поднялся на ноги и навис над айрицей.
— Отправляйся к себе, Хрен, — спокойно ответила та. — Мне еще Тима укладывать.
— Тима укладывать?! Ты ручки-то к его лобику приложи, он сам мигом уляжется!
Эрика, пропустив гневные вопли мимо ушей, подошла ко мне и помогла добраться до кровати, а когда я сел, еще и башмаки стянула. Голова соображала на редкость туго, но смутные воспоминания о каких-то предупреждениях Корня насчет коварных планов сестренки не замедлили всколыхнуться.
— Не надо, я с-сам, — пробормотал и попытался отодвинуть девушку, но она молча поднялась и одним легким толчком опрокинула меня на кровать. Что было дальше, не ведаю, потому как отрубился.
Подземелье казалось смутно знакомым, хотя они, наверное, по большому счету, все похожи. Холодно, сыро, воздух затхлый, очень тихо, будто уши заложило. Темноту разгоняет неяркий свет факела, да еще время от времени слышно, как постреливает и шипит горящая смола.
— Тимушка, — какая-то женщина (судя по голосу, молодая, лица ее я почему-то разглядеть не могу. Она держит в руке горящий факел, так что света хватает, но черты странным образом расплываются, и я вижу перед собой лишь светлый овал, да и фигуру различаю не слишком отчетливо) присела передо мной, затормошила за плечо. — Что он с тобой сделал?
Неожиданно ощущаю, как в груди рождается отвратительный холодный страх, растекается по всему телу, заполняя его от макушки до пят, пригвождая к полу, схватывая необоримым спазмом горло. Узнать бы у непонятной женщины, кто она, где мы, о ком она спрашивает, но не получается ни губы разомкнуть, ни шевельнуть языком.
Незнакомка, не дождавшись ответа, выпрямилась, схватила меня за руку и потащила за собой.
— Хозяйка Небесная, — бормотала женщина, — что они с ним сделали? Мальчик не узнает меня, смотрит, словно впервые видит. Да и вообще как не в себе… Какие у них были лица… Оба будто ума лишились… А ведь пока отец был жив… Где же этот несчастный ход? Который поворот? Третий?..
От непонятных слов становится еще страшнее. О ком она говорит? Я не помню, чтобы какие-то люди делали мне плохое. Да я совсем ничего не помню! Ни кто я, ни где живу, ни как меня зовут. Женщина назвала Тимушкой, а мне это имя совсем незнакомо!