Пришлый устроился в углу и сидел молча. Предложенную самокрутку с благодарностью принял, но не закурил, а, бережно завернув в чистую тряпицу, убрал в карман спецовки. Остальные лишь переглянулись. Ну да… Чего с него взять, пришлый – он и есть пришлый.
– А вот скажи-ка нам, Афанас, – завел речь усач Бергин. – Отчего это мы за лесом опять пошли? Недели, считай, не прошло с того раза. Куда его столько?
– Сам-то как думаешь? – Бригадир многозначительно перевел взгляд на пришлого. – Дома для жильцов новых из чего прикажешь ставить?
– Да на кой им дома! – ухмыльнулся в усы швед. – Сидят по подвалам, будто крысы...
Беженец не шелохнулся. Уставился в пол и молчал.
– Ты полегче, Бергин, – осадил дед Афанас. – Людям и так досталось по самое «не балуйся». Посмотрел бы я на тебя после стольких лет под землей. Без света, пищи нормальной. Да еще и нечисть всякая норовит тобой отобедать…
– Да потому что не боролись! Жечь надо зверье это, а они закопались в землю. Люди ж, не черви какие!.. – Бергин с видимым пренебрежением покосился на пришлого. – Ты, небось, и на поверхность-то не выбирался ни разу, болезный?
Беженец поднял голову. Посмотрел на шведа пустым взглядом и тихо, словно нехотя, ответил:
– Да.
– Что «да»?
– Было разок.
– Ну и? – Швед поморщился, недовольный тем, что приходится вытягивать из собеседника по слову.
В глазах пришлого промелькнул страх. Весь он как-то съежился, обхватил колени руками и снова опустил взгляд в пол:
– Всемером тогда пошли. За дровами… Пятерых наших сожрали. Фартового я на горбу до станции пер. Порвали его шибко. Кровь ручьем... Кричал он, помню, сильно кричал. Добить просил. Я не послушался. Дотащил, таки. Провалялся Фартовый сутки в бреду, потом помер. А на утро из него гадость какая-то полезла… живая. Оказалось, стрекотница в нем личинки свои отложила… На том фортуна его и закончилась. Разом.
Швед замер с самокруткой в зубах, оторопело глядя на щуплого новичка, пока тлеющий окурок не подпалил усы. Бергин дернулся, выплюнул хабарик, похлопав беженца по плечу:
– Ты это, не серчай, брат. Хватил я лишку, чего-то. Не держи зла.
Пришлый ссутулился, закивал, забормотал вполголоса:
– Разве ж это зло?.. По гроб жизни обязан буду, если оставите. Я выносливый. Работать буду, за всех работать! Всяк лучше, чем в подземке. Я в метро не хочу. Там смерть кругом. Голод. Не хочу. Не хочу…
– Ну буде, братуха, буде! – Бергин откровенно стушевался, не зная, как замять неудобную ситуацию. – Вот сгоняем до побережья, вернемся – обмоем твое новоселье. У нас на острове бражка знатная! Жить можно!
