Жасмин и флердоранж | страница 24
Он нужен только как проводник, связующее звено между тобой и городом, а больше — низачем, и пока постоянно отвечает на какие-то звонки, и когда демонстративно выключает телефон — с таким отчаянным видом, словно швырнул его вниз с колокольни, — остается инородным телом, чужаком, третьим лишним. Если в любой момент прогулки ушел бы, не предупредив — не о чем и жалеть; даже если не найдется такси или открытого кафе, где можно дождаться утра, все равно город кажется безопасным, уютным, гостеприимным. Не страшно было бы, а, может, и хорошо, к лучшему…
Все это было так недавно, думает Камила, лежа под пледом. Кувшин стоит рядом, у самого края постели, но холодное питье совершенно не привлекает. Комната еще не успела прогреться, а настроение такое же мокрое, серое, вязкое как тучи снаружи. Обогреватель включать не хочется, он сушит не только воздух, но и глаза, нос, горло, от него вечно кашляешь и ищешь капли для глаз.
Совсем недавно, вчера, рукой подать.
Да нет — семь лет не такой уж малый срок, наверное, особенно для этих внешних миров — политика, бизнес, производство, управление, Совет, корпорации… там, кажется, и семь секунд идут за семь столетий. Лихорадочная спешка, поверхностное скольжение, гонки. Там живет сестра, и, наверное, даже с удовольствием, ее молодой человек тоже доволен и счастлив, судя по голосу, которым он говорит о своем нынешнем.
Можно встать, добраться до стола, включить компьютер и сделать несколько запросов в сети — все узнать, все увидеть: что представляет из себя пресловутая «нормальная жена», откуда она родом, как выглядит. Можно — и не хочется, именно потому, что просто, доступно, не требует никаких усилий. Десяток нажатий на клавиши, и все получишь — портреты, досье, пресс-релизы. Противно, не хочется, не хотелось и знать; никогда, ни разу не интересовалась, не разыскивала сведения, не высматривала фамилию в заголовках новостей.
Катажина, наверное, не знала — да и не «наверное», а точно. Слишком уж бесхитростно и просто поделилась своими новостями и впечатлениями. Но легче от этого не делается. Что услышано, то услышано. Память не вымоешь, как уши или руки. Только теперь становится понятно, чем была глухая отгороженность от всего, что связано с этим человеком, его жизнью, делами и планами: ожиданием. Теперь пленка лопнула, герметичность нарушена, внутрь проник воздух… и оказался слишком холодным, иссушающим. Мерзкое ощущение открытости всем ветрам пройдет, конечно. Когда-нибудь — несомненно. Может быть, даже завтра. Но до этого момента еще нужно дожить.