Луиза приносит нам выпить.
— Мы прозевали заход солнца, — говорит она мне вполголоса, чтобы не мешать мужу наслаждаться музыкой.
— В следующий раз, — шепчу я.
Алессандро не обращает на нас внимания. Он поглощен Бахом в старинном фортепианном исполнении: выразительно, как напоенный ароматом цитрусовых ветерок. Если что еще и слышно вокруг, так только стрекотание и жужжание насекомых да изредка звяканье льда в наших стаканах. Мы все смотрим в сад, почти сюрреалистический при искусственном свете. Очевидно, я присутствую при ритуале. Пятничные вечера в Сорренто. Сад. Фортепианная музыка. Созерцание. Обычай во вкусе Алессандро, да и никто не откажется от такого времяпрепровождения. Алессандро задумчиво теребит мочку уха. Мне, оказывается, интереснее знать, что у него в мыслях, чем иметь возможность делиться собственными. Думает ли он сейчас о работе, о жене, о музыке или о чем-то, что навеяно музыкой? Что бы это ни было, я вижу, что Алессандро захватили размышления. Лицо у него усталое, бледное, значительное. На нем печать милостивой власти, высокого интеллекта, человеческого достоинства. Широкая грудь вздымается, потом, предугадав за такт-другой окончание музыкальной пьесы, он выдыхает — глубоко и долго. Алессандро расслабляется. Его лицо, только что отягощенное раздумьями, наконец размягчается. Обернувшись ко мне и мелодраматически прижав руку к сердцу, он говорит:
— La musica и fondementale per l'anima, no?[44] — Алессандро настолько захвачен Бахом, что забывает английский язык.
— Assolutamente,[45] — отвечаю я, уловив смысл вопроса.
— А-а, italiano? Bene, bene.[46]
Пока Луиза готовит ужин, мы с Алессандро переходим в библиотеку. Книг здесь еще больше, чем в его доме в Неаполе. Много места занимают английские издания. В основном политика, философия, история. Разрозненные романы: Оруэлл, Грин, Хаксли. Есть и поэты: Колридж, Шейли, Оден. Алессандро садится за стол и просматривает газеты. Я нахожу книгу на французском.
— Вы знаете французский?
Алессандро кивает.
— А другие языки?
— Немного немецкий. Немного русский. Но читать не могу. Так, дорогу спросить, чтоб знать, куда идти. — Он смеется.
Мне попадается толстый том Уолта Уитмена, потрепанный от частого чтения.
— Вам нравится Уитмен?
Как и ожидалось, Алессандро молитвенно складывает руки.
— Не многим он нравится в наши дни, — говорю я, как бы извиняясь. — Я его обожаю. Перечитываю, когда не спится. Это все равно что через всю Америку пуститься пешком, — устаешь и выбиваешься из сил.
