Помолчав, Джованна сообщает:
— Мой брат в клетке.
Делаю вид, будто удивлен, но получается не очень убедительно.
— Зачем же ты просила меня прийти? — улыбаюсь я в надежде, что это не окажется только заботой о моем благополучии. Хочется думать, что я Джованне интересен как мужчина.
Девушка отворачивается к компьютеру и, положив руку на мышь, бесцельно водит курсором по экрану.
— Джованна?
Не глядя на меня, она говорит:
— Люди хотят знать, кто… — и тычет в меня пальцем.
Если у меня и были иллюзии, то теперь я их лишен. Вмиг мой желудок ухнул куда-то вниз, внутри все сжалось, а в голове пронеслось: на этом свете человеческая жестокость так же реальна, как и милосердие. Поджимаю ягодицы, опасаясь тут же обделаться.
— Кем же меня считают… люди? — спрашиваю я. Голос заметно дрожит.
Джованна пожимает плечами.
— А по-твоему, кто я такой?
Джованна продолжает бездумно следить за курсором, бегающим по экрану монитора. Лицо у нее смуглое, как прозрачная патока, оливковая кожа гладкая и чистая.
— Я собираюсь снова прийти… на процесс… в суд, — говорю я.
— Это хорошо. — Она снова поворачивается ко мне. — Неаполь очень опасный.
Вернее сказать: «Для тебя Неаполь очень опасный». Гораздо конкретнее. Только, может быть, Джованна имела в виду совсем другое. Спрашиваю, зачем она тайком сунула мне в карман бумажку.
— Когда утром я тебе помогаю. Моя famiglia говорит… ты… — Вижу, как трудно ей подобрать нужные слова. — Famiglia говорит, плохой человек…
— Плохой человек, — повторяю я. — Я хороший человек. — Звучит смешно: стараюсь убедить эту юную красавицу в отсутствии у меня каких-либо злых намерений.
Она пожимает плечами.
— Джованна, скажи, правда, что присутствие в суде навлекло на меня какую-то опасность?
Джованна на время задумывается, потом спрашивает:
— Ты снова не приходишь?
— Нет, — твердо говорю я.
Джованна качает головой. Только мне этого мало, мне нужна определенность. И я должен услышать это от нее. Переиначиваю вопрос:
— Если я больше не приду — я вне опасности? — Фраза, видимо, слишком сложна для восприятия. Пробую по-другому: — Ты поэтому здесь? Предупредить, чтобы я больше не приходил?
Джованна испытующе смотрит на меня.
— Что же еще? — спрашиваю я.
Глаза ее щурятся.
— Джим, — произносит она, впервые называя меня по имени.
— Что, Джованна? — Я чувствую, она здесь не просто затем, чтобы предостеречь. Опыт подсказывает: есть у нее на уме еще что-то. Внезапно Джованна мрачнеет, взгляд ее становится пустым. Я не особенно жажду выяснить, отчего это произошло, и тем не менее не отстаю:
