— Я думал, что этих людей обвиняют во взрыве машины?
— Есть показания одного Сонино, — говорит Алессандро.
— И каковы же шансы, — спрашиваю я, — добиться осуждения, основываясь только на его показаниях?
— Осудить легко, — отвечает Алессандро нетерпеливо. — А вот сделать так, чтобы…
— …крепко-накрепко, — вмешивается Луиза, не дожидаясь, пока муж найдет нужное слово или попросит помощи.
— В том и заключается моя работа президента, чтобы отыскать истину. Другие судьи на maxi-processo… им хотелось только осудить. И это очень плохо. Я не виню pentiti. Я виню судей. Они слабо провели процедуру дачи показаний.
Луиза добавляет:
— Поэтому суд и тянулся так долго.
— До упора, — говорю я.
Луиза кивает.
Алессандро начинает раздражаться. Процесс изматывает его. Закон и справедливость отступили на второй план перед ограничениями — следствием ущерба от поражения системы юстиции и необходимости не допустить подобного впредь. Теперь вся ответственность — на Алессандро, который с самого начала стремился к истине, а не к осуждению. Неудача maxi-processo ударила и по борьбе против каморры, поскольку дискредитировала и министерство юстиции, и всю идею pentiti, ведь впервые столько членов каморры нарушили кодекс omerta: десятки пошли на сотрудничество, в том числе пять-шесть очень влиятельных фигур. Распорядись судейские своими козырями разумно, и один из непреодолимых барьеров в борьбе с такого рода преступной организацией — кодекс молчания — был бы разрушен, а это смертельный удар по всей преступной среде. Получилось же, что обвиняемых оправдали, a pentiti бросили в тюрьмы. Стоило это миллионы, для суда отстроили новое помещение, о процессе сообщалось в новостях по всей стране. Это был великий позор.
Закончив есть, мы отодвинули тарелки на середину стола. Я сыт, и Алессандро, похоже, тоже. Он обращается ко мне:
— Итак, Джим, вы больше не будете консультировать?
Не уверен, что делился с ним своими планами на этот счет. Я почувствовал раздражение, но на вопрос отвечаю утвердительно.
— Чем же вы займетесь? — спрашивает он напрямик.
Смотрю на Луизу. Идя сюда, я радовался тому, что не знаю ответа. Теперь же заявить так было бы бессмысленно. Впрочем, отвечать мне не приходится: Луиза приходит на выручку. Принимаясь собирать тарелки, она произносит:
— Если бы у тебя был свободный выбор… Если бы ты мог выбрать что угодно на свете…
Я смотрю на Алессандро: судя по всему, его такой подход устраивает.
— Стану великим скрипачом, — говорю я.
