— Его показывали по телевизору. Я вообще-то мало что разобрал. Но выглядел он неважно.
— Значит, в суде он пока еще не появился. Это на сегодня намечалось. Свары были?
— Что-то такое происходило.
— Уверена, что ругались.
Подали кофе, и Луиза спросила, чем я собираюсь заняться днем.
— Полагаю предоставить это тебе, — говорю я. — Ты знаток.
— Ну тогда, думаю, мы сначала пообедаем где-нибудь, а потом я покажу тебе кое-какие интересные местечки, которые большинству туристов не попадаются.
— Звучит заманчиво. — Я залпом выпиваю кофе.
Луиза потягивает исходящий парком капуччино. Лоб ее испещрен крохотными капельками пота, лицо обрамляют выбившиеся пряди мраморно-черных волос. Я откровенно любуюсь ею.
— Ты чего смотришь? — спрашивает она, немного смутившись.
— А, ничего, извини… — бормочу и притворяюсь, будто, задумавшись, смотрел в никуда.
— Ненавижу, когда меня разглядывают. А итальянцы только тем и занимаются.
— Прости.
— Ладно, — отмахивается Луиза и добавляет: — Ты Алессандро и вправду понравился.
Подозреваю, что таким образом она напоминает мне о своем положении, о человеке, стоящем между нами. Наше прошлое не мешает ее привязанности.
— Он мне тоже нравится.
— Только он думает, что в консультантах ты зря время теряешь. Не обижайся. Он про всех так думает, если только человек не радуется тому, что делает в жизни. Это по-неаполитански.
— Так, значит, сама работа здесь ни при чем?
— И да и нет. Алессандро ни за что не признается, но предвзятостей он не лишен. Ненавидит слабость. Пристрастие к алкоголю или наркотикам — это слабость, на его взгляд. О, он будет говорить, что во всем виновато общество и всякое такое. Но в глубине души… Алесс считает, что люди должны уметь владеть собой. Сам он такой выдержанный. Конечно, для неаполитанца. — Она помолчала, потом добавила: — Но ведь это, наверное, справедливо, правда? Его беспокоит, что, если он даст себе волю… ты понимаешь?
Луиза смотрит на меня в упор, всем видом своим показывая, что спрашивает меня о чем-то очень важном, о том, что ее волнует. Вообще-то совсем не здорово говорить о ней и о ее муже, чтобы это выглядело как критика, пусть даже и с благими намерениями.
— У любого замечательного человека, такого как Алессандро, есть свои странности, — говорю я бесстрастным тоном.
— Наверное, — откликается Луиза так же бесстрастно. — Поднимайся давай, нам пора идти. Поведу тебя в прелестную маленькую тратторию рядом с твоим пансионом.
Мы направляемся к улице Санта-Мария-ла-Нуова. Я расспрашиваю Луизу о ее родителях, с которыми встречался однажды. Мать ее была похожа на Одри Хепберн, а отец на Генри Фонду. Она говорит, что общается с ними редко: раз в месяц разговор по телефону, обед в Лондоне, когда она выбирается туда с мужем. Как-то раз родители приезжали в Неаполь. Устроились в Сорренто.
