Я отрицательно качаю головой, и Алессандро переводит взгляд на жену. Но тут я догадываюсь.
— Он въедается вам в кожу, — говорю я и тру кончиками пальцев о ладони, демонстрируя осязаемость явления, которое он старается описать.
— Да, да, — радуется Алессандро. — Именно так. Nzevoza… Неаполь въедается вам в кожу.
Я оглядываюсь на Луизу, стоящую в дверях. Конечно, ей приятно сознавать, какое впечатление производит ее муж на окружающих людей, и, в свою очередь, похоже, она довольна впечатлением, какое я произвел на ее мужа.
— Я знала, что ты ему понравишься, — обращается ко мне Луиза, будто мужа и нет рядом.
Словно только-только заметив ее, Алессандро резко бросает:
— Луиза! Аперитив. Для нашего гостя. Пожалуйста.
— Что тебе налить, Джим? — спрашивает Луиза, раздраженно хмуря брови в ответ на резкость мужа.
— Все равно.
— Белое вино? Кампари?
— В самом деле все равно…
— Алесс? — обращается она к мужу.
— Кампари, Луиза. Ну-с, Джим, — говорит Алессандро, вновь устремляя на меня пронзительный взгляд. — Как вы думаете, удастся нам уговорить вас задержаться в Неаполе подольше? Ведь трех дней здесь не хватит. В других городах, может быть…
Слышу, как смеется вполголоса Луиза, готовя напитки в дальнем углу комнаты. Алессандро тоже слышит.
— Луиза смеется, потому что мне хочется отправиться к себе домой в Сорренто. Вы бывали в Сорренто?
Отрицательно качаю головой:
— Наслышан только. Место довольно известное.
— Оно похоже на ваш Танбридж-Уэллс. Мне пятьдесят три. Люблю почитать в спокойной обстановке. Но для вас Неаполь чудесен, чудесен. Луиза любит его.
— Да, я люблю его, — томно отзывается Луиза.
Слушая Алессандро, я вижу, с каким трудом ему дается английское произношение. Очевидно, что английский представляется ему языком, требующим точной артикуляции, составленным из слов, не нуждающихся в интонационной выразительности, к которой Алессандро привык, говоря на родном итальянском. Так что по большей части английская речь застревает у него в горле, заставляя с силой выталкивать сопротивляющиеся слова: каждый «к» будто отхаркивается, каждый «р» звучит раскатисто, каждый дифтонг дробится. В результате английская речь в его исполнении обретает довольно причудливую форму.
Луиза подает напитки.
— Кампари, — сообщает она мне, потом обращается к мужу: — Через пять минут нам надо отправляться. Я скоро буду готова.
Луиза уходит, я смотрю ей вслед. Ее красивые плечи резко выделяются на фоне книжных терриконов.
