Пробитое пулями знамя | страница 102



Вальс оборвался. Ладонь Анюты скользнула по руке Алексея Антоновича.

Алеша, ты знаешь, я устала… И голова с непривычки у меня закружилась.

Он отвел ее в комнату матери, бережно усадил на диванчик, сам сел рядом. Анюта, побледневшая, закрыла глаза, веки у нее вздрагивали и полные губы слегка шевелились.

Нюта! Тебе плохо?

Не открывая глаз, она нашла руку Алексея Антоновича, пожала.

Нет… Мне очень хорошо, Алеша.

Ольга Петровна встала, собрала в стопку пустые тарелки.

Алеша, я пойду на кухню, приготовлю чай. А вы пока посидите, поскучайте одни, У нас почему-то страшно медленно стал кипеть самовар. — И радость матери, безграничная радость матери была в ее голосе. Она ушла какой-то несвойственной ей торопливой и словно летящей походкой.

Анюта повернулась к Алексею Антоновичу, колени их

столкнулись.

Алеша, ты не забыл… Марью-непомнящую? — прерывисто спросила она. — Я ведь тоже теперь… имя свое потеряла.

Алексей Антонович схватил ее руки, стал целовать. Ах, как смешны, как пусты были его страхи, сомнения!

Никогда. Никогда! Нюта… Разве я забуду?

Сядь ближе… Только молчи, Алеша. Молчи… Не говори ничего… Не надо.

Стучал маятник старинных часов за стеной. С улицы сквозь закрытые ставни глухо пробивались звуки трещотки ночного сторожа. Слышно было, как на кухне бурлит и плещется кипящий самовар, как позванивает стаканами, бесцельно их переставляя с места на место, Ольга Петровна, как запечный сверчок поет свою песню. Иногда со стороны станции доносились резкие вскрики паровозных свистков. Все жило, все было в движении, все заявляло о себе громкими или тихими звуками. Только счастье оставалось безмолвным. Потому что большое счастье всегда безмолвно.

…Анюта погладила волосы Алексея Антоновича.

Милый… — тихонько проговорила она. И быстро отняла свои руки.


Нюта, не уходи… Хоть немного, совсем немного еще…

Прости, милый. — Анюта поцеловала его в губы и сразу же отстранилась. Закричала звонко и весело: — Ольга Петровна, где же ваш чай? Мы здесь просто умираем от жажды.

Поднялась и убежала на кухню. Не позволила Ольге Петровне, сама принесла распевающий на все лады самовар. Глазами показала Алексею Антоновичу на граммофон.

Алеша, поставь, пожалуйста, его на место. Теперь он уже лишний.

Ольга Петровна нарезала сладкий пирог, разлила чай.

Анюточка, тебе со сливками или с вареньем?

Та закусила губу, озорно повела глазами, потянулась одной рукой к варенью, а другой к фарфоровому сливочнику.

Хочется и того и другого. Можно? — И вдруг, будто обжегшись, отдернула обе руки. — У меня теперь правило: когда хочется, чтобы сразу исполнилось два несовместимых желания, — следует отказаться от обоих. Я буду пить просто с сахаром.