— Он не забыл, — сказал Фа, еле ворочая языком, и ткнул грязным пальцем в раскатившиеся по деревянному блюду монеты. Обращаясь к самому себе, обычному своему собеседнику и сотрапезнику, спросил: — Что, если я стяну одну из этих монеток?
— Жаль, что он так скоро ушел, — сказала Ай. — А я уж надеялась, что он хоть чем-то похож на прежнего Большого Мана.
— Уповала, что он прижмет тебя в закуточке? — хохотнул Фа.
— Зачем меня? — возразила старуха. — На то у меня есть внучка. А я нынче гожусь только для таких засранцев, как ты.
Посреди ночи Ман проснулся и сел, подобрав под себя ноги. От голой земли исходил мертвящий холод. Сквозь прорехи в крыше светились неровные лоскутья Серебряной Реки. За деревней перекликались мелкие ночные демоны.
Ман натянул на плечи лохмотья дорожного плаща и съежился, лязгая зубами. Страха он не испытывал: Ремесло не допускало таких чувств у своего обладателя.
— Тысяча болезней, — тихонько выбранился Ман.
Проводя все время в одиночестве, он иногда позволял себе такую роскошь — поговорить вслух с самим собой.
— Так дальше нельзя, — бормотал он. — Эта проклятая крыша… эти стены… я не могу работать, когда солнечный глаз падает на мои снаряды, а пыль обращает самый убийственный яд в раскисшую болотную жижу. Я становлюсь ни к чему не годен. И эти болваны… как они не могут понять, что мне нужен добротный дом?! У которого на месте крыши — крыша, а не изношенное сито! И стены…
Ман с ненавистью поглядел на стену, возле которой сидел. Провел ладонью — посыпалась влажная труха. Кто-то испуганно порскнул прочь, шебурша камышовыми стеблями.
— Крыса, — сказал Ман. — Или хомяк. Что в общем-то одно и то же. В детстве мы их не различали. Или змея, что хуже, но ненамного… О чем думают эти люди? Да способны ли они думать? Они ждут грома, чтобы молиться об избавлении от молний…
Ман помолчал немного, прислушиваясь к медленно растекавшемуся по жилам теплу от плаща.
— Я не должен так говорить об этих людях, — продолжал он. — Меня учили любить их. Меня предупреждали, что это будут тупые, злобные и недальновидные твари. Почти что звери в человеческом облике. Одержимые простыми чувствами: поесть, попить, поспать. Справить нужду. Мне говорили, что мое Ремесло покажется им никчемным. Потому что эти существа живут одним мгновением. Они не помнят своего прошлого и не умеют задумываться о завтрашнем дне. А я принужден все терпеливо сносить и ждать, когда они поймут, что без меня им не обойтись. Я выше их, я умнее… Так ли это?
