Потрескивала печь. Скрипели над головой часы-ходики. Пальцы Алексея негромко выстукивали по клеенке. А глаз он все не открывал.
Открыл он их только тогда, когда почувствовал, что Таня стоит рядом.
Она стояла рядом и держала на руках — солдатиком — человечка в чепце и желтом одеяле. Человечек смотрел на Алексея, замахивался ручкой. Глаза у человечка были зеленые, но мутнее Таниных, нос утопал промеж щек…
— Его Алексеем зовут, — сказала Таня, улыбаясь. — Это в честь тебя, — добавила уже без улыбки и значительно поглядела на Алексея.
Из комнаты, еще сильнее ссутулившись, вышла Кирилловна, кинула за печь смятый ворох тряпок, прошла, не взглянув, через кухню, резко захлопнула за собой дверь. Потом и другую дверь — снаружи. И еще третью — калитку ворот.
Человечек в чепце испуганно прильнул к Таниной шее. А Таня вздернула подбородок, но продолжала смотреть на Алексея, слегка раскачиваясь из стороны в сторону: баюкала.
Алексей потер лоб ладонью. Откашлялся:
— Как же это… получилось?
— Не знаешь, что ли, как дети получаются? — закричала на него Таня.
И опять стала раскачиваться из стороны в сторону. Алексеев тезка, видимо, засыпал возле ее шеи, калачиком завернув руку себе за спину. Осторожно переступая, Таня протиснулась в щель приоткрытой двери, и Алексей увидел в зеркале ее склоненную спину, локти колдующих рук.
Потом снова вышла к нему. И сказала:
— Хочешь, провожу?
У калитки, на утлой скамье сидела Кирилловна. Поглядела на них. Только не так, как бывало — на обоих сразу, а порознь: сперва на Татьяну, затем на Алексея.
— Отец на пенсию не вышел? — спросила она.
— Вышел, — усмехнулся Алексей. — Мамаше непривычно, что отец сидит дома, с утра до вечера ругаются. Потеха…
— Ты заходи, Алеша, — помолчав, пригласила Кирилловна.
Алексей не очень уверенно кивнул. А сам почувствовал, что, может, следовало бы и добрее — надольше попрощаться с ней. Неплохая все же старуха.
Был вечер теплый, уже осенний, без ветра. Еще не до конца стемнело, а фонари зажглись. Окраинные старые деревья гнули над заборами поредевшие, сквозные кроны. Лиловые космы всякого уличного дыма — скопилось за день — недвижно висели над крышами. Темной заплаткой застыл в небе квадрат запоздалого бумажного змея, будто его там позабыли и ушли спать. С глубоким гулом все одно и то же кольцо вычерчивали алые огоньки над ближним аэродромом.
Алексей и Таня вышли переулком на Кооперативную. Здесь громыхали трамваи, светились витрины с тыквами и помидорами, возле кино спрашивали лишний билетик.
