— Не доводилось, увы… Но Господь не оставит своего слугу без поддержки и милости своей…
Двое отроков, слышавших наш разговор, тихо хмыкнули, но тут же смолкли под строгим взглядом Алексея. А тот, успокоив младших, повернулся ко мне, приобнял правой рукой за плечо:
— Леш, ты пойми меня правильно, но толку от такого стрелка не будет. Вред один. Оружием нужно учиться владеть, вот я, к примеру, уже одиннадцать лет, как с оружием неразлучен, а так… — он, словно бы смущенно, развел руками. И увидев, должно быть, досаду на моем лице, продолжил, — Да ты не переживай, Леха! Ты ж у нас санитар — высший сорт! Поможешь, в случае чего, раненым…
Огорченный я пошел было прочь. Да, он прав, и всякому делу необходимо долго и прилежно обучаться, но… Ведь там будет битва за Царствие Господне, а я…
Оклик Алексея остановил меня:
— Леш, ну раз уж ты так… Вот к Магерову в распоряжение поступишь, — и он показал мне невысокого крепыша. — Поможешь «Утес» тащить, а то у него второй номер — малек. Заодно и повоюешь. Только вот что, Леш, я тебя прошу… нет, не прошу — приказываю: никуда без разрешения Витьки не лезь, делай только то, что он говорит! А не то…
— А не то тебе, Леха, Маринка шею за своего ненаглядного свернет — добавляет под дружный смех остальных старший лекарь Самохин.
Мария, узнав, что я пойду в бой вместе со всеми, очень огорчилась, а потом долго объясняла мне, чего нельзя делать. И вставать нельзя, и выглядывать нельзя, и разговаривать нельзя, и вообще — лучше всего не шевелиться!
Ее забота глубоко тронула меня, но и несколько разозлила. Разве я — младенец бездумный, или как они выражаются — «малек»? Самым покорным тоном, на который я только был способен, я спросил Марию, пристально глядя ей в глаза:
— Все исполню, как ты и наказываешь. Только прежде ответствуй: дышать-то мне дозволено али нет?
Стоявшие рядом пионеры негромко рассмеялись, а Мария вспыхнула и вдруг…
Она прижала меня к себе так, что я буквально почувствовал, как размягчаются мои кости:
— Дурак, дурак! Вот если тебя убьют, я что буду делать? — и вслед за этими словами она вдруг с силой поцеловала меня в губы.
Она уже ушла, а я стоял, словно пораженный громом небесным. Во мне просыпалось нечто, чему я пока не находил названия, но что приятно и сладко будоражило меня… Остановись, нечестивец! Ты, постриг приявший, как смеешь ты помышлять о мирском и греховном?!!
«Утес» оказался тяжелым — не менее полутора пудов. Я пристроил его на плечо и быстро зашагал за Виктором, который нес на плечах станок и несколько лент. Сзади торопился «второй номер» — отрок по имени Николай, несший еще несколько лент. Мы шли по лесу, вокруг похрустывали ветки, шуршали листья, пронзительно вскрикивали редкие вспугнутые птицы. Но постепенно я начал понимать, что шум произвожу один я: остальные двигались, словно тени бестелесные. Бесшумные и незримые, они шли в бой, точно ангелы мщения Господня. Да они и были ими…
