Физрук вынул свисток изо рта и спросил: «Тебя ко мне послали?», а Сергей молча развернулся и пошёл навстречу Сапу. Форшлаг сунулся в кладовую, и оттуда забубнил телевизор. Сергею уже не было так стыдно; у него мелькнула мысль, что, в сущности, наплевать на всё.
— Здравствуйте, Андрей Петрович, — сказал он учителю. А сказав, вздрогнул, потому что в его голосе прозвучали язвительные нотки: похожим тоном говорил Сап.
Перед началом весеннего академического концерта учитель наступил ему на ногу, испачкал и поцарапал туфлю. Никто этого не видел. По щекам Сергея поползли слезы. Он так рванул баян, висевший на плечах, что ремни в пазах затрещали. Нарядная девочка в белом переднике, с огромным бантом распахнула двери, назвала его фамилию, и Сергей с припухшим розовым лицом поднялся по деревянным ступеням на сцену. Он ненавидел отчего-то не одного Сапа, а весь зал, наполненный празднично одетыми преподавателями и студентами-народниками.
Сергей сыграл обработку русской песни, за ней строгую фугу Баха. Он играл, будто выполнял монотонную работу: нажимал басы и трезвучия, нанизывал ровные триоли и рассыпал арпеджио в вариациях, вёл голоса в баховской фуге — и волновался не о том, о чём обычно волнуются юные музыканты на сцене — не сбиться бы, не смандражировать, не провалиться в трудном месте, — а переживал, что все глазеют на его испорченную обувь, считают его неряхой. Он злился и представлял, что когда-нибудь отплатит своему гадкому учителю, что унизит его сильнее, чем тот унижал его. Сделавшись знаменитым музыкантом, он станет на каждом углу твердить, что Сап опасен для общества, он применяет на уроках фашистские методы, и ему нужно устроить частный Нюрнбергский процесс. Злые и справедливые эти слова появятся во всех европейских газетах, их напечатают жирными буквами на первых полосах, и преподавателю не поздоровится: его вышвырнут с работы, где сейчас уважают и ценят. Размышляя так, Сергей отыграл программу — и не помнил, как встал под аплодисменты и поклонился.
— Что это за поклон? Ты где воспитывался, в казарме? — бросил Сергею вышедший из зала Андрей Петрович, а ожидающие вызова баянисты, все в белых рубашках, уставились на однокурсника и захихикали.
Сергей вспыхнул, дождался, пока Сап уйдет в зал, и скинул незастёгнутый баян на банкетку. Баян взревел.
— Смеётесь, чистоплюи? — прорычал Сергей. — С кем один на один? — Лицо его было таким сумасшедшим, а кулаки такими белыми, что баянисты сбились в кучу, и даже самый сильный из них, татарин Рафка по кличке Челубей, не посмел отозваться.
