Майра сидела за компьютером, купаясь в лучах настольной лампы, выпрямив спину и выпятив грудь под блузкой, расстегнутой на одну пуговку больше, чем можно. Идеал современной женщины, думалось Майре, деловой, добросовестной и чувственной. «Космополитен» был бы счастлив заполучить ее фотографию в этот момент.
Тело повернуто так, чтобы дисплей загораживал недоразвитую руку, пальцы которой покоились на крышке стола. В этом отношении природа была добра, подумала, Майра. Она могла печатать «детской» рукой. Крошечные пальчики двигались столь же быстро и искусно, как и у здоровой руки. Чтобы «больная» рука не привлекала к себе чужого внимания, Майра училась держать ее неподвижно. На встречах вроде сегодняшней ручка будет прятаться за кубиком дисплея как бабочка, не смеющая взлететь, пока мистер Хэнли не уйдет, но пальчики, невзирая на мысленный запрет хозяйки, все время шевелились, хватаясь за что ни попадя; ладошка разглаживала шелк блузки. Иногда на борьбу с непослушной рукой у девушки уходили все силы, но Майра побеждала самовольную недоразвитую конечность и заставляла ее повиноваться.
– Вот, как обещала, – весело проговорила Майра, похлопав нормальной рукой по аккуратно подровненной кипе рукописи. Листы бумаги блестели, стройно чернели ряды букв. «Да он просто глаз не может от нее отвести, – думала она, – от такой свежей и многообещающей. Он, конечно, как всегда старается вести себя воспитанно. Я сижу рядом, тепло улыбаюсь. Грудь обрисовывается под блузкой даже четче оттого, что я выгибаю спину, такая пленительная с виду и развратная как проститутка внутри. Бери меня».
Но мистер Хэнли сосредоточился на рукописи. Хотя ему страстно хотелось протянуть руку и погладить девушку, обнять ее... Однако приличия возобладали над пылким желанием автора. Мистер Хэнли соблюдал приличия.
– Как шла работа? – спросил он. Это было своего рода паролем между ними. Мистера Хэнли не интересовало, как шла работа, его интересовало, что Майра думает о его пьесе. Какая она: смешная, динамичная? Будут ли ее читать, станут ли восхищаться, оценят ли? Каждый раз Майра была его первым читателем, а читан ли его пьесы кто-нибудь кроме нее, девушка не имела представления. Хэнли, по всей видимости, жил один: ни жены, ни семьи. Его печальный вид говорил, что девушки у него тоже нет. Один или два раза он упоминал о литературном агенте, но Майра не была уверена, имеется у него свой литературный агент или Хэнли только добивается, чтобы на него обратили внимание. Из вежливости она время от времени спрашивала об успехах его предыдущих работ. В ответ он всегда пожимал плечами и отводил глаза. Он ждет признания, мог бы сказать Хэнли, с минуты на минуту ждет признания. Этому Майра могла посочувствовать. Она тоже ждала.
