До бухты Золотой Рог, где располагался курорт, на котором паслось все, что было знатного и светского в Стамбуле и Пера, было два часа быстрой езды. Мы решили устроить наш пикник у стен дворца, принадлежавшего брату султана, человеку, прославленному великолепием расчисленных своих садов, где по аллеям роз сотнями ступали павлины. Я сказал — быстрой езды, но поскольку тряский бег пони мог стать для детей роковым, нам поневоле пришлось готовиться к более долгой дороге. Тронулись мы спозаранок, но уже к восьми солнце забралось высоко, и Миртл державно, как скипетр, будто отваживая орлов, вздымала мухобойку над пушистыми детскими головами.
Места вокруг прелестные, и кабы не жара — человек дородный буквально плавится на таком свирепом солнце, — я бы посчитал, что приятней и нельзя провести утро. За нами по пятам, временами обгоняя, скакал Нотон, который сидел в седле весьма недурно для скрипичного мастера. За ним увязался еще один из инженеров и некая тощая личность в тюрбане. Оказавшись рядом, Нотон неизменно выкрикивал приветствие и приподнимал шляпу. И разумеется, глаз не сводил с Миртл.
— Он за тобой гоняется, как охотник, — сказала ей Беатрис. — Не пойму, как только ты такое терпишь.
— Мне знакома одержимость, вы и забыли? — ответила Миртл. — И какой от него вред?
Когда, огибая припавшие к берегу наивные виллы, мы приближались к заранее облюбованному месту, в синеву неба взмыла стая журавлей. Миг один мы отчетливо видели их, потом, рассекая золотые лучи, они растаяли в блеске.
Дворец стоял на широком плато в окружении деревьев и цветущих кустарников. Спешившись, мы поднялись по широким ступеням и посредством своеобразного туннеля проникли в это экзотическое владенье. Не одну сотню людей, сообщила Энни, приходится нанимать для содержания его в должном порядке.
Сады эти были, собственно, пространной и прихотливой смесью тщательных лужаек, декоративных каменных горок и цветочных бордюров. Сам я, увы, никогда не мог себя заставить умиляться достижениями садоводства, и мне надоела Энни со своими восторгами по поводу то одного, то другого дивного, как она это определяла, растения. Куда живей меня влекли поляны меж стволов, нежившие веселых дам, сверкавших алыми коготками. Как бы хотелось мне к ним присоединиться! Но вместо этого, понукаемые Беатрис, мы неслись мимо пурпурных рододендронов на звуки дальних хлопков и приглушенных расстояньем криков, пока не вышли наконец к открытой поляне в кольце шумных наблюдателей.
