Детство в Ланкашире - Берил Бейнбридж

После всех перипетий отец, в конце концов, стал коммивояжёром. Нет, он не разъезжал с образцами и каталогами, не стучался в каждую дверь, но при этом оставался коммивояжёром. Дальше Ливерпуля, примерно в двадцати километрах от нас по железной дороге, он не ездил. Все свои дела отец обсуждал в ливерпульском пабе «Карнарвон Касл», который был для него чем-то вроде конторы. В этом пабе отец договаривался о продаже краски или металлолома. Какое-то время он работал на фирму, изготовлявшую сейфы. В город он одевался щёголем: костюм в полоску, фетровый котелок, туфли, начищенные до блеска. Дома отец носил мундир ополченца гражданской обороны, из тех что носили во Вторую мировую войну. На узкую голову нахлобучивал чёрный берет. В те дни, когда отец не делал уборку, он садился к столу и подсчитывал что-то, исписывая тыльную сторону дешёвых конвертов из коричневой бумаги.

По пятницам он оставался дома и работал по хозяйству. Стоя на коленях, он скрёб кухонный пол. Делал он всё это с горячностью и раздражением, ворча, что, мол, занимается не мужским делом. В ответ мать частенько посылала его к чёртовой матери, а он всегда отвечал, что в один прекрасный день навсегда уйдёт от чёртовой матери. С тряпкой или щёткой в руках он был одновременно похож на генерала Монтгомери и Мамашу Райли из популярной в те времена музыкальной комедии.

Всё главное в жизни отца произошло ещё до моего рождения. В 14 лет он плавал юнгой на парусном судне в Америку. По крайней мере, он так говорил. Потом возил первые партии спичек в Берлин, торговал алмазами в Голландии, почему-то жил в Дублине, когда там заварилась каша. К тридцати годам он кое-чего добился. Занимался фрахтовкой судов, продавал хлопок и недвижимую собственность. Все двери перед ним были открыты. С гвоздикой в петлице он важно и гордо, как знаменитый танцор Фред Эстер, поднимался по ступенькам великолепной хлопковой биржи в Ливерпуле, а когда входил в солидный портал пароходной компании «Белая звезда», могущественные дельцы учтиво раскланивались с ним. Так он говорил. Но жизнь взяла своё. Для нас и для него самого было загадкой, куда же делся тот счастливчик, плывший под белоснежными парусами.

Уже после того, как отец умер, я думала о нём как о горемыке и неудачнике. Но в детстве мне так не казалось. Была такая песня, популярная во время войны — мама обычно распевала её, когда протирала тряпкой мебель: