- Господин офицер, - говорю и вижу, что погон на нем нет. Отставник? Такой молодой?
- Да, - раздраженно оборачивается. Ух, и здоровый.
- Господин офицер, - говорю, - где комендатура? Мне туда явиться приказано, я в отпуске, а она переехала куда-то...
- Великие черные боги всем сонмом! - орет он вдруг так, что у меня аж в ушах звенит. - Мне бы кто объяснил в этом дурдоме что-нибудь! Ты что, ефрейтор, не видишь - сейчас бомбить будут? Воздушная тревога, слышишь?
- Так точно, слышу, господин офицер, - говорю в отчаянии, - а что ж мне-то делать, господин офицер?
Тут та баба, которая с ним, сержант-береговик, как его за рукав схватит:
- Барон, да быстрее, слышите?
Моторы ревут в небе, не наши моторы, народ по темной улице бежит, все орут, сирена воет, и тут он меня как тоже за рукав схватит:
- Да за мной же, ефрейтор! Ты что, окаменел или очумел?
Только побежали куда-то - бубух! бубух! - в порту ударило, и сразу видно - огонь до неба. И началась бомбежка, да еще и ПВО со всех перекрестков как вдарит!
Вот век я ему благодарен буду, спас он меня от верной гибели: рванул меня во двор, а там - в дворовое убежище. Баба его туда первая прыгает, потом беляка своего, мальчишку, он туда толкает, потом меня, очумевшего и обалдевшего - никогда я еще в городе под бомбежку не попадал; потом сам он прыгает и стал дверь задраивать ,а комендант нас толкает, толкает, с-старый хрыч, толкает бабу, с-сука, меня толкает (беляком брезгует, видно - на фронте не был), и орет:
- Здесь только для жильцов дома номер семьдесят, слышите? Покиньте убежище!
Тут барон дверь кончает задраивать да как заорет:
- Ма-а-алчать! Не р-рразговаривать, запасной сержант! Я - барон Рриоо! Под суд пойдете! Под тр-рибунал! Лично р-расстреляю!
Запасной сержант, перечница старая, струхнул, задний ход дает:
- Будете у двери стоять.
- Не волнуйтесь, - отвечает барон так надменно, как одни благородные говорят, - женщин и детей поднимать с места я не стану.
А смотрю я вглубь убежища - черные боги всем сонмом, что ж это делается! Женщины с детьми, девчонки, старухи... Мужиков - человек пять, два и те все инвалиды. Все сидят на нарах серые-пресерые, ведь сколько уж лет налетов не было, с первого вторжения, все уж, видно, забыть успели - что это за ужас, налеты то есть.
