Как так оказалось, что уже через полчаса на корму были снесены целых три столика и чуть не десяток стульев, и стояли на этих столах «Баллантайн» Петрова, коньяк приднестровцев, спирт воронежцев, «мартини» студенток и даже бутылка «Вдовы Клико» от Люси, купленная в Париже после очередного ученого симпозиума — непонятно. Тут и фрукты были, и рыбка свежая копченая с Лодейного поля, и бутерброды нарезали женщины очень споро. Кофе в большом ресторанном термосе и тот присутствовал — это уж Анчаров расстарался, всегда умевший поддерживать отношения с «кухней». Из репродукторов теплохода лилась тихонько старая песня:
В разных краях оставляем мы сердца частицу,
В памяти бережно, бережно, бережно встречи храня.
Вот и теперь мы никак не могли не влюбиться,
Как не любить несравненные эти края?
Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озёр…
Закат догорал, оставив после себя лишь угольки, посыпанные пеплом потемневших облачков.
Быстро перезнакомились, кто не знаком еще был, тут же и выпили за знакомство. И потекла неторопливая общая беседа, перемежаемая шутками, воспоминаниями и сказочными историями.
Как водится — люди-то собрались русские, — очень скоро был задан вечный вопрос: что главное в жизни и зачем живет человек?
Кто первым задал его, и не угадать даже. Но какая еще мысль вертится в голове, когда закат над озером догорает, когда августовский вечер теплым ветром расчищает розовые облака, чтобы показать людям звезды? Наверное, у всех одно на уме: вот так бы всю жизнь плыть и плыть в хорошей компании. Любоваться миром Божьим, любить друг друга, и чтобы вино не кончалось, и был бы хлеб на столе и главное, чтобы не было войны.
— Чистая совесть! — пылко воскликнула Глафира и тут же потупилась, попыталась спрятаться в тень, даже подвинулась вместе со своим креслицем подальше от света дежурного фонаря, только твердая рука Анчарова удержала ее от внезапного бегства.
— Да у кого она чистая, подруга? — скептически вопросила Даша, с бокалом шампанского в руке тихонько бродившая вокруг сдвинутых столиков, разминая затекшие от сидения длинные гладкие ноги.
— Если рассматривать совесть как смысл жизни человеческой, так ведь ее, в конце концов, и очистить можно. — как задачку учебную начал привычно решать один из аспирантов.
— Это как? Не согрешишь — не покаешься? Так что ли? — тут же бросился в бой его товарищ.
Доцент сделал изумленное лицо и повнимательнее всмотрелся в свою молодую гвардию. Офицеры сосредоточенно пили коньяк и отмалчивались. Петров не видел и не слышал никого, кроме Люси, а она, наоборот, с удовольствием ловила каждое слово ставшей, наконец, общей, беседы.
