Я сел в переднее кресло — между ним и стеной было незначительное свободное пространство, где аргус смог уместиться. Он лег, положив голову на лапы; ременная петля стягивала челюсти.
Салон стал постепенно заполняться пассажирами. Рядом со мной села молодая женщина, явно из лунных туристов, иными словами, очень состоятельная. На руках она держала крохотную собачку: плоская морда и глаза-блюдца…
Хозяйка поерзала, устраиваясь в кресле.
— Кто это у вас? — спросила она.
— Аргус.
Она напряглась. — Это не опасно?
Уже нет, подумал я, все, что он мог сделать, он уже сделал.
А вслух сказал:
— Что вы, что вы… Он никого не обидит.
— Тогда почему же он в наморднике?
— Такие правила.
Ее-то собака была без намордника, впрочем, она ведь такая маленькая.
Женщина, кажется, успокоилась.
— А вы ныряльщик, да?
На ее веках, когда она прикрывала глаза, распахивала лиловые крылья голографическая бабочка. Я никогда особо не любил бабочек, поэтому старался на нее не смотреть.
— Да. Бывший.
— Надолго к нам?
— Еще не знаю. Как получится.
Собака у нее на руках часто-часто задышала, вывалив язык. Только поэтому, да еще по чуть заметной вибрации, волной пробежавшей вдоль позвоночника, я понял, что мы летим. Никакой перегрузки, ничего… С тех пор, как я был здесь последний раз, технологии здорово продвинулись.
Свет замерцал и стал черным. Глупое словосочетание — черный свет, но я всегда именно так его и ощущал. Внутри этой черноты парили ряды светящихся коконов: каждый пассажир распространял вокруг себя слабые поля. Впереди раскрылся гигантский лиловый цветок с черной сердцевиной, и в нее, в эту сердцевину, нацелился нос корабля.
Они протянули червоточину даже здесь, на внутренней трассе, между Землей и Луной… Просто так, для туристов!
Я взглянул на соседку: светящийся птичий скелетик, окруженный топорщащимся пухом собственных биологических полей, собака у нее на руках — скелетик поменьше, а в том месте, где силовые поля двух организмов соприкасались, пух, казалось, примялся. Корабль вынырнул уже на околоземной орбите; я моргнул, приводя зрение, а с ним и окружающий мир в норму. Соседка деловито разглядывала себя в корректирующем зеркальце, легко прикасаясь к отражению то там, то тут. Потом вновь обернулась ко мне.
— Что вы делаете сегодня вечером?
В этот миг раздалось дружное «ах!» — стенки стали прозрачными, в панорамных квазиокнах я увидел Землю, вернее, северное ее полушарие, бугрившееся морщинистой водной поверхностью; города светились, как груды рассыпанных углей… Странное сравнение, я никогда не видел рассыпанных углей. Должно быть, читал когда-то…
