И тут случилось неожиданное. Перед архиереем предстал Иван Вениаминов и выразил готовность поехать в Русскую Америку. Несмотря на то, что у него была уже большая семья: жена, мать, малолетний сын и дочь, молодой брат, несмотря на перспективы удачного продвижения по службе в Иркутске, решение Вениаминова было твердым.
Оно влекло за собой кардинальные перемены в жизни всей семьи. Его близким предстояло делить с ним все предстоящие и неминуемые тяготы. Нужно было иметь твердую волю и немалое мужество, чтобы решиться на такой шаг. Жена и дети Вениаминова стали настоящими героями-первопроходцами Тихого океана наравне с женами и семьями героев Дальнего Востока и Русской Америки — Невельского, Завойко, Муравьева-Амурского.
Что же прозошло тогда в Иркутске, в канун 1824 года? У семьи не было никаких обстоятельств, омрачающих и усложняющих жизнь. В первый раз на предложение поехать в Америку Вениаминов ответил отказом. И вдруг неожиданно для всех "весь загорелся желанием ехать". Позднее он сам писал об этом времени так: "Как будто бы что поворотилось в груди моей, и я тут же объявляю своим Домашним: я еду! Ни слезы родных, ни советы знакомых, ни описания трудностей дальнего пути и ожидавших лишений — ничто не доходило до моего сердца; как будто огонь горел в моей душе, и я легко расстался с родиной и не чувствовал трудностей утомительного путешествия".
В те дни будущий исследователь много расспрашивал Ивана Крюкова, алеута по национальности, оказавшегося в Иркутске, о жизни на островах. Как писал Прокопий Громов, стремление отправиться на Уналашку было продиктовано одним немаловажным обстоятельством, а именно желанием "посмотреть новую часть света". Это замечание Громова, как нам кажется, очень важно для понимания общего настроения Вениаминова тех дней.
Думая о жизни Вениаминова, я часто задавал себе вопрос: столь ли бесхитростным, простым и восторженно-эмоциональным порывом души было вдохновлено решение ехать в Русскую Америку? Ведь его перу принадлежат строки: "И точно, чего-чего не рассказывали мне об Америке и вообще и об алеутах в особенности, и чем-чем не убеждал Иван (Крюков. — А. О.) меня ехать на Уналашку, но я был глух ко всем его рассказам, и никакие убеждения его меня не трогали. Да, и в самом деле мог ли я, или был мне какой расчет, судя по-человечески, ехать бог знает куда, когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже любви у своих прихожан и на счету своего начальства, имел уже собственный дом и получал доходу более, чем тот оклад, который назначался на Уналашке?"
