— Передохнём, — предложил Лютый. — Вроде немного остааа…
Я даже не успел понять, что произошло. Кувыркаясь и ударяясь о камни, мы стремительно съехали вниз и оказались на самом дне воронки, по шею в теплой воде. Впереди опять был бесконечный склон, который вновь предстояло штурмовать, а сил становилось все меньше. Ноги увязали в месиве из глины и земли.
— Воистину, дерьмо не тонет, — пробурчал Лютый, глядя куда-то мне за спину.
Я оглянулся: мимо проплывал бесформенный ком пенистой слизи, в которую превратилось тело Вериллия.
— Послушай, — медленно, старательно ворочая во рту сделавшийся непослушным от усталости язык, проговорил я: — Оставь меня тут. Выбирайся сам и возвращайся с подмогой.
— Не говори ерунды! Ты уснешь и захлебнешься. Вместе выберемся.
— Со мной тебе не подняться.
— Я что-нибудь придумаю, — упрямо нахмурился Лютый. Задумчиво взглянул на ту самую предательницу ветку, которую все еще сжимал в руке, словно собираясь вручить кому-то вместо букета, отшвырнул ее и злобно выругался: — Гнилой выкидыш Брижитты! — тут вдруг его лицо просветлело. — Брижитта! Ну конечно, как я раньше не сообразил. Подожди…
Ом приложил обе ладони к земле, и взгляд его сделался сосредоточенно-отрешенным. Несколько мгновений спустя склон перед нами ощетинился пробивающимися корнями. Во все стороны выстреливали комья мокрой земли, и вслед за ними наружу вылезали извивающиеся побеги. Они утолщались, удлинялись, переплетались друг с другом.
— Ну, вот и лестница, — бодро прокомментировал Лютый и, словно оправдываясь, добавил: — не привык еще к своим возможностям, вот и забываю…
Повинуясь движению его пальцев, нижние корни потянулись к нам. Мощное щупальце обхватило меня за пояс и с силой дернуло вверх. Раздался громкий чмок, и я вознесся над водой, рассеянно отметив про себя, что сапоги так и остались в болоте. Рядом так же выдернуло Ома. Корни ловко передали нас растущим выше хищно извивающимся отросткам. Двигаться почти не пришлось. Мы только придерживались за необычных спасителей, которые, не очень церемонясь, и не учитывая человеческую физиологию, все время норовили перевернуть нас вниз головами. Наконец последние, самые длинные и толстые корни, растущие на краю воронки, упруго раскачались, размахнулись и сработали на манер катапульт, отшвырнув нас на несколько шагов от ямы.
Глубокая лужа смягчила удар об землю, но и этого мне хватило, чтобы потерять последние силы. Глаза закрылись сами собой, и я погрузился то ли в глубокий сон, то ли в полуобморок. Краешком ускользающего сознания понял, что меня поднимают и куда-то несут. Сквозь толщу дурманящей пелены, мягким одеялом окутавшей разум, я улавливал слова Лютого:
