– Такая мягкая, – бормотал он, запуская пальцы в светлые локоны, приподнимая пряди. – Такая хрупкая.
– Но не сломаюсь, – уверила она.
– По крайней мере если я буду рядом, чтобы подхватить. – Его глаза весело блеснули. – Ты по-прежнему считаешь меня… как ты говорила… старым надутым профессором?
Она хихикнула и потрясла головой.
– Не-а. Признаю, тут я ошибалась. Зато не ошиблась в другом.
Он замер, вспоминая.
– В чем другом?
– Ты славно целуешься. – Она скользнула руками по его спине и вздрогнула от неожиданной боли.
Он почувствовал и нахмурился.
– Что случилось?
– Пустяки.
– Нет, не пустяки. – Он поднес к лицу ее ладони. – Черт, здесь полно заноз.
– Я запаниковала, – сообщила она. – Вцепилась в дерево, а ему это не понравилось. Вот оно и отомстило.
– Закрой глаза.
Она молча повиновалась и тут же вздрогнула от боли. На четвертой вытащенной занозе сквозь сжатые веки просочилась слезинка.
– Готово, – пробормотал он, обнимая ее с такой нежностью, что заныло сердце. Сбежавшая по щеке слезинка была найдена и поймана поцелуем.
– Спасибо, – прошептала она.
– Всегда к услугам. – Он поцеловал ее снова и чуть отстранил. – Что это? – Он провел пальцем по медальону под блузкой. – Я заметил блеск, когда ты падала с дерева.
– Это… это принадлежало Франциске. – Нана не хотела, чтобы Зак видел медальон, и его изменившееся при виде драгоценности лицо доказало, что бабушка была права. – Семейная реликвия.
Он отпустил ее и посмотрел холодно и отчужденно.
– Очень ценная реликвия. Только бриллианты стоят целого состояния.
Она пыталась объяснить:
– Ценность не в этом. Для нас по крайней мере. – Он опять видит подвох. Нужно убедить его. – Понимаешь, медальон магический. Он… он исполняет желания. Если веришь во Франциску, она выполнит самое заветное твое желание.
Он хрипло рассмеялся.
– Да, конечно. – Он подергал пальцем цепочку. – Продай его, и твое заветное желание исполнится.
– Нет! Ты не понимаешь.
– Понимаю. Твое катастрофическое финансовое положение нужно лишь для того, чтобы вызвать сочувствие. Неплохо придумано. Коль нельзя откупиться, вызовем романтическую жалость. А там романчик – глядишь, и отделаемся от надутого дурака профессора. Значит, все это было ложью. А я-то и попался.
– Неправда! Я никогда бы не…
Он не дал договорить.
– Довольно, Рейчел. Ты слишком долго играла на моих чувствительных струнах. Больше не выйдет. Помни о соглашении. – Он сухо поцеловал ее в губы. – И предупреждаю честно: одурачить меня еще раз не удастся. – И пошел прочь.
