— Мать, наверное, пироги дома печет, а ты здесь нос морозишь, — сказал ей Сережка.
— Не-е, мама на работе, — простуженно ответила Жанна.
— Телевизор включи, как раз шикарные передачи идут.
— А нету у нас.
— Ну просто иди домой! — подосадовал я. — Чего на морозе-то!
— Я ключи потеряла, — трагическим шепотом сообщила она.
Тогда я забежал к себе домой и сказал Ленке:
— У тебя полный дом родных, и все о тебе заботятся! А у Жанны даже отца нет! Она одна на улице! Быстро одевайся!
Ленка человек исполнительный. Прикажи ей: «Четыре дня дружи с Жанной» — добросовестно исполнит приказ. Она увела Жанну к нам в гости.
— У большого человека большое горе, у маленького — маленькое, — стал философствовать Отшельник.
— Ничего себе маленькое — отца нет! — не согласился Сережка.
— Да я не про отца…
— Завтра куплю ей два мороженых!
— Память об этом добре растает так же быстро, как само мороженое.
— Тогда голубя подарю!
— Зачем птенцу большая птица! — пропел Отшельник. — Не это ей нужно!
— Ты, что ли, нужен?
— И я, и ты, и все на свете! Друзья ей нужны. Понимаешь?
— Твоя правда, Отшельник! — сказал я. — Надо в отряде поговорить, чтобы все наши тимуровские пятерки занялись вот такими пацанами и девчонками! Ищем ветеранов, одиноких стариков, а такое вот одиночество не видим!
Повернется ли у кого язык сказать: провались все друзья в тартарары, не нужно мне ни одного?..
— Я ни разу не слышала, чтобы пионер Миша Сивец выступил! — заявила какого на сборе отряда старшая вожатая Марионетта Григорьевна. — А хотелось бы послушать!
Отшельник встал. И ни слова.
— Может, тебе не интересна тема сбора: что такое настоящая дружба и чем она отличается от мнимой? — спросила Марионетта.
Отшельник пожал плечами. Я смотрел на него с ожиданием. Сбор состоялся как раз после нашего с ним разговора о дружбе. Не мог же Отшельник не думать об этом.
— Ну, Сивец, слушаем!
— Он, Марионетта Григорьевна, внутри себя знает, а высказать не может, — будто бы пришел на выручку Отшельнику Даянов, первый в классе подхалим и тупица.
— Никудышный из тебя оратор, Сивец!
— Сивецкий оратор! — бросил Арсентьев.
Все привычно засмеялись.
— Нормальный оратор и челочек получше некоторыx! — сказал я.
И Сережка:
— Да, получше!
— Ага, Остролуцкий и Мельников, вы ведь его друзья?
— Мы друг другу три сердечных друга! — оказал я вызывающе.
— Можешь ты нам рассказать, Сивец, почему? По каким признакам или качествам ты разделяешь людей: друзья, не друзья? Почему, до пустим, ты не с Чаяновым, а с Мельниковым дружишь?
