— Вот сумасшедшие! Ладно, побегайте, дикари, подурачьтесь, только деревья не ломайте!
— Улю-лю-лю-лю-лю!
А Сережка разнежился. Сережка лег на спину и смотрел, как в вершине сосны застряло утреннее солнце, как оно легонечко, стараясь не обжечь сосну, выкатывается из ее зеленых рук. Сережка видел, как между кустами серые паучки натягивают серебристую паутину. На лопушиный лист взобрался муравей и пошел по нему, как по зеленому полю. Сережке казалось, что он слышит, как от твердых шагов муравья лист колышется и гремит.
— Артем, посиди рядом!
Я с досадой отмахнулся.
— Серый, не то время для мечтаний выбрал!
Призывный клич собрал нас в толпу. Арсентьев нашел нору, уходящую под старое, завалившееся дерево. Девчонки, что были не с Марионеттой, а с нами, завизжали:
— Лиса!.. Барсук!.. Волк!..
— Медведь!.. — басами пугали их ребята. — Змей-Горыныч!..
Арсентьев стаскивал с себя куртку.
— Арсентьев! — закричали все. — Остановись, не лезь!
Не остановился, полез.
Он всунул голову, плечи, туловище, вот уже скрылись извивающиеся ноги. И после напряженной минутной тишины из норы раздался вопль. Глухой такой подземный вопль, а затем еще и невнятное мычание. Все оцепенели. Некоторые отскочили от норы прочь — глаза круглые от страха.
В нору ринулся Сережка. Ринулся — это я так сказал, он втиснулся в нее и закричал:
— Тяните!
Мы вытянули за ноги Сережку, а он — Арсентьева. Лицо Арсентьева было в крови, и всем со страха показалось, что это не лицо вовсе, а одна сплошная рана. Девчонки, повизгивая, бегом повели его к реке. И мы все за ними.
Ирка Махалина ловко перебинтовала Арсентьеву голову: на щеке была глубокая узкая рана, как от ножа.
— Как он в морду вцепится! Когти — во! — томно говорил Арсентьев.
— Кто там, кто?
— Вот дуб! Ясно же — кто!..
— Надо выкурить его! — предложил Даянов, лязгая зубами. — Хворост поджечь у входа!..
— Даянов! — закричали все. — Брось, поджигатель, истребитель лягушек!
Марионетта, увидев рану, ударилась в панику: ах-ах, страх, бегом к врачу! Схватила Арсентьева за руку и велела всем собираться домой.
Чем дальше мы уходили от норы, тем больше Арсентьев вырастал в глазах всех, особенно девчонок, и шел уже чуть ли не былинным героем.
Меня что-то раздражало в этой истории. Ужасно противно было. Тут еще я заметил, как Сережка отстал. Я нырнул в кусты и отправился назад.
— Серый! — Я его застукал у норы. — Ты что здесь делаешь?
Сережка с жадным и боязливым любопытством заглядывал в нору.
