- Памятник тому, кто довел ваш Город до теперешнего состояния, кто поощрял застой в распределении Благ, мы свергнем! - провозгласили с крыши.
Вдали послышался грохот, словно что-то тяжелое уронили на землю, и Водяной при этом закричал едва ли не громче и радостнее других, потому что догадался, свергнут его утренний супостат, "благородный король", можно теперь не опасаться хватки его ужасной тени.
Наконец овации, повинуясь жестам человека в вышине, несколько поутихли.
- Надо признать, что у нас еще много недостатков! - донеслось сверху. - И вот я решил придти к вам и так прямо и сказать: у нас еще много недостатков! И никто не знает, когда мы их искореним.
Люди вновь обрадовались. Водяной озирался да озирался, силясь хоть что-то постичь, когда заметил, что по стене мраморного дворца вьется неприметная узкая лестничка, а по ней медленно, одышливо карабкается на крышу какой-то немолодой лысый человек.
- Волею народа, властью, данной мне вами, я лишаю должности и привилегий прежнего руководителя Отдела Распределения Благ! провозгласил оратор и простер руку к лестнице. - Ему здесь не место, вы согласны?
Народ одобрительно загудел. Оратор вновь заговорил о том, что не все недостатки еще изжиты. А Одышливый, который, как наконец догадался Водяной, всю жизнь шел в прикос с совестью, покорно двинулся обратно к лестнице и нетвердо начал спускаться. Чуть ли не на каждой ступеньке он останавливался, снимал со своего пиджака разноцветные ленточки, во множестве украшавшие его, и цеплял их к перилам. Братья-Ветры оказались тут как тут и затеяли игру с этими лентами. Цветные тряпочки порхали над площадью, словно легкокрылые птицы.
Кто-то засвистел призывно, и Водяной увидел рядом того самого буйноволосого парня, что еще утром помешал выступлению Спящего, выпустив на волю братьев, которых он теперь не мог утихомирить, так они разошлись-разгулялись.
Одышливый, который не спустился и до половины длинной-предлинной лестницы, повернулся, услышав свист Соловья-Разбойника, помедлил, хватаясь за перила, и, прощально махнув рукой, вдруг рухнул вниз!
Нет, он не рухнул, он долго падал, долго и медленно, и в глазах потрясенного Водяного все менее и менее переставал быть собою Человеком.
Вот так диковина! Чудилось, облик его складывался из множества предметов! Полетели в разные стороны две машины - одна черная, надменно сверкающая, другая грязно-белая, обшарпанная. Багажник ее распахнулся, оттуда выпали старые колеса, какие-то железки, вывалилась, истошно визжа, собака... Блеснули золотые горлышки темных бутылок, из которых выплескивались пенистые струи, летели коробки с обувью и почему-то женское белье, дробились паркетные дощечки, реяли радужными бабочками денежные бумаги, парили, словно птицы, книги, книги в ярких обложках, клацали дверцами шкафы и буфеты, воздушными червями кружили колбасы... И много, много там было всякого, и среди всего этого неописуемого ералаша испуганно метался обшарпанный, когда-то белый голубь. Чудовищное изобилие вещей лопалось, подобно мыльным пузырям, и голубь тоже лопнул, не успев взмыть к облакам, и до земли долетел почему-то только один толстый рулон желтого, в коричневых разводах, линолеума.
